Я набрал в грудь воздуху, изо всех сил стараясь ничем не выказать досады, которая переполняла меня. К тому же во мне против воли проснулось любопытство. Дженни что же, едва переговорив с Эйвор, бросилась в самолет и махнула из Штатов сюда?
— Я проверил кой-какие обстоятельства, которые полиция, как мне сначала казалось, упустила из виду, — сказал я. — А когда выяснилось, что эти обстоятельства ничего в деле не меняют, я передумал, так как расследовать здесь больше нечего.
Дженни медленно кивнула:
— Пожалуй, теперь я понимаю. Эйвор сказала, у вас железнодорожный билет, который я послала Бобби вместе с дневником. Он тоже относится — как это вы сказали? — к числу обстоятельств, которые вы проверяли?
Судя по ее речи, она выросла в иных условиях, чем Сара и ее брат Бобби.
— Да, — ответил я. — А когда понял, что он ничего не значит, предпочел не тратить силы. — Я демонстративно посмотрел на часы. — К сожалению, ничем не могу вам помочь. Что бы ни обещала Эйвор. Если у вас больше нет ко мне вопросов, то давайте попрощаемся.
Дженни рассмеялась:
— Помогать надо не мне, а Саре.
Снова-здорово. Я тоже чуть не рассмеялся.
— Послушайте. Сара мертва. С моей стороны было глупо ковыряться в этой каше, а еще глупее, что я не сказал об этом сразу, при первой же встрече с Бобби. Если хотите, чтобы Сара нашла успокоение, обратитесь к священнику. Потому что я, увы, вам помочь не могу.
Дженни посерьезнела:
— Скажите мне только, как вы пришли к выводу, что железнодорожный билет ничего не доказывает.
Ну, это пожалуйста. В кратких словах я объяснил ход наших с Люси размышлений.
— Сара находилась в галвестонском отеле в ту ночь, когда произошло первое убийство. Стало быть, невозможно себе представить, что она одновременно сидела в поезде из Хьюстона в Сан-Антонио, — подытожил я.
— А вывод, что Сара находилась той ночью в «Карлтоне», вы делаете на основании рапорта полицейского, который якобы опознал ее, когда занялся хьюстонским расследованием?
— Совершенно верно.
— Но вы же не видели протокола галвестонского допроса?
Я замялся. Не видел, что правда, то правда.
Дженни именно так и истолковала мое молчание. — Вы не видели галвестонского протокола, потому что его не существует, — сказала она.
Я скрестил руки на груди.
— Тогда каким образом полицейский ее опознал?
— Он кадрился к ней совсем в другой раз, в галвестонском пабе, когда она была там с семьей своих хозяев. Сара его отшила. Но он же не мог сказать об этом коллегам, верно?
Сколько мгновений в нашей жизни уходит на то, чтобы принять по-настоящему важные решения? Не особенно много. А главное, мы редко осознаем их важность, обычно осознание приходит задним числом.