– Ох уж эти бабы! – простонал Родж, поднимаясь с дивана. – Сначала провоцируют, а потом еще нас, мужиков, виноватыми делают.
– Такая уж ваша тяжелая мужская доля, – вздохнула Элис, усаживаясь на диван. – Давайте уже еду закажем, а то я только и успела попить бульона.
– Деточка моя, ты же столько не ела! – Костра тут же всплеснула руками.
– То есть вкуснейший торт исчез сам собой? – Эван хитро прищурился, складывая руки на груди.
– Сдал чудо-женщину с потрохами, – хохотнул Сэм. – Это ты, дружище, зря, она тебе этого не забудет.
– Конечно, не забуду! Когда-нибудь я тебе обязательно отомщу – внезапно и очень жестоко!
– Вот так и делай людям добро! Между прочим, это я попросил оставить этот кусок торта для тебя.
– А потом растрепал всем, что я его съела. Ночью, между прочим. Такие девичьи тайны даже шепотом не рассказываются по большому секрету. Девушки хотя бы вид должны делать, что едят совсем немного.
– Элис, – вклинилась в эту шуточную перепалку Вик, – стейк обычный или королевский с двойной порцией картошки?
– Королевский, конечно! – ответила та, словно это было само собой разумеющееся. А потом заметила ухмылку Виктории и поняла, что ее только что подловили. – Но я не буду десерт.
– Ну-ну, – усмехнулся Эван. Первым не выдержал Сэм и расхохотался. За ним, как кости домино, начали смеяться все, обсуждая женскую логику и любовь Элис к еде. Эта привычная картина, смех и дружеские подколки возвращали Элис к тому времени, когда все было хорошо, когда в их доме было тепло и светло. Сейчас же смех давался огромными усилиями – она старалась, чтобы никто не заметил, как дрожат руки и бегает взгляд, как натянуто порой звучат ее реплики, которые раньше выскакивали из ее рта раньше, чем она успевала подумать. Но скрыть то, как она дергалась каждый раз, когда кто-то оказывался слишком близко, или начинала рвано дышать, хватая ртом воздух, когда в памяти всплывали картины того дня, не получалось. Это было минное поле, по которому теперь ходил каждый, кто хоть что-то знал. И за это Элис ненавидела себя еще больше – жалость и осторожность в каждом слове и взгляде были невыносимы, но она понимала, что все это – от любви и заботы к ней. Нечего винить окружающих за то, что они любят тебя.
Пока они под смех и шутки заказывали обед и поглощали его, Эван все время выходил на балкон, кому-то звонил и суетился.
– Лин отправили в приют Сент-Мартин, что на окраине города. Завтра ее можно будет навестить, – объявил он, когда дело дошло до кофе.
– Только завтра?
– Костра, я бы сам хоть сейчас сорвался к ней, но это максимум, что я смог сделать.