среди деревьев, ведя меня к Оливеру, к тому месту, где тот лежал, занесенный снегом. Я вздрагиваю, складываю руки на груди, стараюсь прогнать это воспоминание. «Возможно, я ошиблась», – мысленно пытаюсь убедить себя. Может, это был вовсе не костяной мотылек, а самая обычная, просто очень крупная и белая ночная бабочка. Бабочка, которая, возможно, и не была зловещей вестницей.
Возможно.
Возможно.
– Тебе нужно назад в лагерь, – резко говорю я.
У Оливера опускаются плечи, губы складываются в узкую линию. Очевидно, ему совершенно не хочется возвращаться в лагерь, но и я его оставить здесь не могу. Не могу заявить: Чур, мое! Он потерянная вещь, которая принадлежит лагерю «Щучья пасть». Так что не мне его хранить. Не могу я положить Оливера себе на подоконник, любоваться им и сдувать с него пылинки.
Даже если мне очень хочется этого.
Оливер мрачно кивает.
– И нам нужно успеть до того, как новая буря разыграется, – добавляю я. Небо уже успело сменить цвет, сделалось похожим на начинающий заживать синяк. Ветер усилился, засвистел среди деревьев, взвихрил снег на поверхности замерзшего озера.
В глазах Оливера я читаю беспокойство, за которым скрывается что-то еще. Может быть, страх. Или нетерпение. Или просто глаза такие потому, что парень не выспался. Не знаю.
– Хорошо, – соглашается он.
Фин скулит на крыльце, глаза у него большие и влажные.
Он очень не хочет, чтобы его бросали, но для меня спокойнее будет, если Фин останется дома. Летом туристы часто принимают Фина за чистокровного волка, дикого и опасного. Возможно, они правы, хотя когда Фин два года назад вдруг появился на крыльце нашего дома и начал скрестись в дверь, прося впустить его, он выглядел скорее как помесь волка с колли. Но глаза у него при этом были довольно дикими. Такие, будто он в любой момент может стремглав рвануть назад, в лес, которому он принадлежит. Вернуться туда, где его место.
Даже мальчишки из лагеря, увидев Фина издалека, кричат, что это волк. А иногда и камнями в него швыряют.
Они боятся его – а страх заставляет людей совершать глупости.
Погладив Фина по голове, я вместе с Оливером пробираюсь к озеру, протаптывая дорожку среди деревьев.
Мы идем вдоль береговой линии, слева от нас лежит замерзшая поверхность озера, покрытая паутиной трещин, сходящихся к его середине. В летние месяцы вода в озере светло-голубая, спокойная, сверкающая на солнце. Но сейчас озеро погружено в спячку, и вода сделалась черной, мрачной, обжигающе холодной.
– В лагере поговаривают, будто это озеро бездонное, – произносит за моей спиной Оливер. Мы продолжаем загребать ногами снег, и при каждом нашем выдохе в морозный воздух вылетают облачка пара.