– А ты уедешь отсюда после того, как закончишь школу? – спрашивает Сюзи, и ее вопрос на самом деле пугает меня, потому что мне начинает казаться, что она заботится обо мне, пусть даже и немного. Я тяжело сглатываю, не зная, как к этому отнестись. Об этом меня еще никто никогда не спрашивал. Ни мама, ни даже бабушка. Они не спрашивали потому, что Уокеры никогда не покидают озеро Щучья пасть. Надолго не покидают, во всяком случае. Чем дальше мы уезжаем, тем сильнее становится боль внутри нас, и мы начинаем задыхаться. Вот, например, когда моей маме было девятнадцать, она уезжала на целый год. Путешествовала по Аляске, встретила там моего безымянного отца, забеременела, а затем возвратилась домой с раскаянием в глазах. По крайней мере, именно так рассказывала мне эту историю бабушка. Мама думала, что сможет сбежать из наших лесов. Но Уокеры всегда возвращаются, всегда. Я думаю, что мама ездит на океанское побережье продавать там мед именно потому, что эти поездки создают у нее иллюзию побега. Дают возможность постоять на берегу, глядя в океанскую даль и на мгновение почувствовать себя свободной, прежде чем возвратиться на озеро Щучья пасть.
Возвратиться ко мне, своей дочери, которая держит ее привязанной к этому месту. К своей обузе. А для меня каждый раз острый нож в сердце, когда мама уезжает. Да, она обещает вернуться, но я не до конца верю ее обещаниям. Всегда опасаюсь, что вот на этот раз она уедет навсегда и больше никогда не вернется. Признаюсь честно, хотя это стыдно, но иногда я сама хочу этого – чтобы она осталась где-то далеко и не возвращалась.
Возможно, это даже легче – жить одной. Отгородиться от всего, как стеной. Одиночество – это значит, что тебе некого терять. И никто не разобьет тебе сердце.
– Нет, – отвечаю я наконец на вопрос Сюзи. – Я не хочу уезжать.
Мне бежать никуда не нужно, я не похожа на маму. Мне ни к чему уезжать отсюда – я не хочу видеть ни пальмы, ни выжженные солнцем пустыни, ни переливающиеся морем огней ночные города. Мое место здесь, у озера, а там я не выживу, я это знаю. Я лесное существо, и не смогу жить нигде больше, как только рядом с лесом.
– Но ты могла бы… – говорит Сюзи. – Могла бы выбраться отсюда. Например, навестить меня там, где я буду жить. В Париже например.
Ее глаза расширяются от одной мысли об этом, будто подумать – это уже сделать дело наполовину. Сюзи только подумала о Париже – и сразу чувствует на губах вкус свежего маслянистого круассана.
Я невольно улыбаюсь и отвечаю, качая головой:
– Не представляю, что бы я делала в твоем Париже.