Он снова подивился ее познаниям, но промолчал. Она не ответила на его недоумевающий взгляд и снова спросила:
— Ты не ответил, тебе нравится или нет?
— Да! — восторженно ответил он.
— Тогда на сегодня все, — устало произнесла она и пошла отмываться от краски, а странная картина одиноко, в недоумении застыла в раме, размышляя — дописали ее, или несколько мазков все же осталось. Сейчас понять это было трудно… А да Винчи на пару с Сальвадором Дали тоже раздумывали — снимать им шляпы в низком поклоне, или главное еще впереди. Никто так ничего и не понял…
Во флаконе оставалось 17 таблеток.
В этот день они спустились на берег и долго бродили по опустевшим пляжам Бенидорма. Высокие отели и широкие пляжи напоминали Тель-Авив. Все тот же беспечный ветер перекатывал по желтому песку остатки мусора, остатки давно ушедшего лета, растаявшего в декабре. Холодно не было, но и людей вокруг тоже. Никого не было в этом одиноком застывшем мире из песка и воды. Пройдет три-четыре месяца, и здесь появятся первые туристы, на пляжах начнут открываться ресторанчики и кафе, лежаки будут ждать праздных, загорающих людей, которые на недельку-другую приедут, оставив свои дела, забыв обо всем, и будут отдыхать, беспечно тратя время на такое невинное занятие.
«Через три-четыре месяца! — подумал Петр. — Целая вечность, — и содрогнулся, посмотрев на Арину. — Что будет с ними? Где они будут?»
Страшно было представить себе. Он снова посмотрел на нее. Арина выглядела очень хорошо, ее загорелое лицо светилось на солнце, глаза блестели. Она отдавалась этой прогулке, словно не была у моря долгие годы. Смотрела на беспокойное море, и ее совсем не смущало такое межсезонье, где все замерло в ожидании. Кому-то нужно было ждать эти несколько месяцев, а эти двое уже сейчас, позабыв о завтрашнем дне, вдыхали морской воздух и радовались жизни, ее нехитрым подаркам, принимая с благодарностью день, который для них наступил. И день, и этот маленький городок с высокими пустующими отелями, голыми пляжами, высокими волнами и ярким солнцем принадлежали сейчас только им.
Арина, посмотрев на часы, заторопилась. Куда нужно торопиться, было непонятно, но она уверенно тащила его за собой на корабль, словно там были какие-то срочные дела, не терпящие отлагательств.
Снова ее картина, Арина разводит краски, снова игра. Он терпеливо все переносит. Сейчас это время принадлежит в первую очередь ей. Позвав его и усадив на диванчике у самой кормы, она попросила его не уходить и замереть на мгновение и теперь внимательно, оценивающе его разглядывала. Мгновение затянулось. Потом, взяв карандаш, начала рисовать. А он никуда и не торопился, только смотрел на нее внимательно, думая, как она замечательно выглядит. Он не видел никаких изменений в ее лице, не замечал новых седин в волосах, а перед поездкой она окрасилась в черный цвет. Ее волосы черной гривой развевались на ветру, и поневоле он снова залюбовался. Арина была очень красива. Даже сейчас, когда занималась этой ерундой, рисуя какую-то бессмыслицу, глаза ее внимательно на него смотрели, и какая-то тайна скрывалась в этом взгляде. Это была незнакомая женщина, которую он никогда не знал, не видел или не помнил. Он не встречал эту женщину в своей жизни раньше. Она была незнакомкой и теперь волновала его. Она была очень красива! Он смотрел и не мог оторвать взгляда. Уже безумно хотел ее. Хотел с ней познакомиться. И если забыть об этой невинной шалости, о ее странной игре, не воспринимать всерьез, не обращать внимания, могло показаться, что она сейчас по-настоящему творит, создавая шедевр.