С ошеломленным выражением она отошла за меня.
— Присядь. — сказал я. — Я хочу, чтобы они увидели меня первым, если выстрелят, то не попадут в тебя.
Выстрелы продолжались за дверью. Тот, кто стрелял, хорошо подготовился со своим автоматом. Были крики, и вдруг наступила тишина. Я посчитал до трех, чтобы сделать шаг. Забавно, когда я был маленьким считать до трех, было по сравнению, как борьба с алкоголизмом.
Никсон был тем, кто научил меня контролировать ярость. Он всегда говорил, что самыми могущественными людьми были те, кто знал, куда направить свой гнев.
Я хотел быть сильным.
Я научился собирать эмоции, а затем использовать их в свою пользу.
Так что сейчас я не испугался.
Я был зол.
За гранью.
Злости.
Готов потерять все, только чтобы Альфонсо не тронул ее, не превратил ее жизнь в ад, я хотел быть тем, кто уничтожит его и положит конец войне в семье.
Я бы никогда не вписался. Я никогда не чувствовал себя полным, у меня всегда было такое затяжное чувство, что чего-то не хватает в моей жизни. Даже Мо не смогла это заполнить, но, когда я сидел в кресле и досчитывал до трех человек, я думал о своей жизни, о том, что я хотел сказать. И я понял.
Впервые в жизни это должно было что-то значить, не только для Мо, но и для моей семьи.
Никсон, ублюдок, был прав. Я бы выбрал семью, потому что я не мог позволить, чтобы это повторилось снова. Я не мог позволить Мо снова пострадать, поэтому я бы встал на вражескую сторону, чтобы она была в безопасности до конца своей жизни. Если бы я был уверен, что ребенок родиться в мире, а не войне.
Я выбирал бы семью каждый раз.
Без колебаний.
Потому что Никсон никогда не предупреждал меня о том, что ты можешь выбирать семью не из преданности, а из отчаяния, из неизменной любви к тому, с кем не был связан кровью. Я бы выбрал семью, чтобы спасти тех, кого люблю.
Дверь открылась.
Было слишком темно, чтобы увидеть высокую фигуру в капюшоне, когда он шел, приближаясь к нам.
Свет мелькал, бросая почти жуткий эффект на все тело парня. Он был одет в рваные джинсы, серый балахон и весящий автомат на груди.
— Так. — он тяжело вздохнул. — Мы снова встретились.
Он снял капюшон.
И я чуть не упал в обморок от шока.
Мо протянула руку, и я прошептал имя, которое я не думал, что произнесу снова.
— Феникс?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Некоторые люди никогда не умирают.
Мо
Видеть его означало только одно.
Я пропала.
Феникс посмотрел на меня и слегка покачал головой.
Что ж, я должна была вести себя так, будто не знала, что он жив?
Текс посмотрел на меня, Феникс приложил палец к губам показывая, что я должна молчать.