Жить.
— Какого черта ты сделал? — я кричал, дергаясь против капельницы и больничного оборудования. От гула инструментов меня затошнило, отчего меня вырвало прямо в фургоне. — Лука! Ответь мне черт возьми!
— У нас было соглашение.
— Дерьмо собачье! — взревел я. — Почему! Почему ты не можешь просто позволить мне умереть? — ярость, которая была моим постоянным спутником всю жизнь, угрожала взять верх, я искал оружие, все, что угодно, лишь бы покончить с собой, отправиться в ад, где мне самое место. Блеск скальпеля привлек мое внимание; я схватил его со стола и поднес к горлу.
— Я сделаю это! Не думай, что я не сделаю!
Лука посмотрел на мою дрожащую руку.
— Сынок, твоя история еще не закончена.
— Кто ты такой, чтобы решать?
— А кто ты такой? — спокойно спросил Лука. — Я спас твою жизнь, дабы ты мог спасти еще больше жизней, я предлагаю тебе нечто лучшее, чем смерть.
— Ах да? — прошипел я. — Что это? — ярость колотилась о мою кожу, крича об освобождении.
— Искупление.
Нож со звоном выпал из моих трясущихся рук, я смотрел, как он ударился о пол фургона и слегка покачнулся, когда его слова ударили меня прямо в грудь. И в тот же миг ярость, которую я так долго держал в себе, прорвалась.
Я сломался. И разрыдался.
— Я не могу... не могу.
— Ты можешь. — Лука присоединился ко мне на каталке. — И ты это сделаешь.
— У меня ничего нет. — прошептал я.
Лука протянул руку.
— У тебя есть кровь.
— Феникс? Ты вообще слушаешь меня или ты настолько глуп, что пялишься в стену, пока я читаю тебе лекцию? — Никсон расхаживал передо мной.
Черт побери, мне казалось, что я просидел в его кабинете несколько часов.
На стенах висели фотографии меня и остальных ребят. С таким же успехом это могло быть и много лет назад. Я не был тем же самым человеком, даже не узнал это лицо на фотографии. Выглядело так небрежно, так беззаботно. Я был кем угодно, только не этим.
Я отказывался смотреть на улыбку на моем лице. На самом деле меня тошнило, что хотелось выблевать всю еду, которую я съел за последнюю неделю. Моя жизнь была шуткой. А теперь должно было стать еще хуже.
— Да. — прошептал я и наклонился вперед. — Я слушаю тебя, мужик, и мне жаль, что я так много скрывал от тебя, но...
Кулак Никсона врезался так сильно, что, когда он ударил, я услышал, как хрустнула кость в моей челюсти, прежде чем я упал на пол в кровавую кучу.
— Это. — сплюнул Никсон. — За то, что ты полный осел, по отношению к Трейс. Я все еще не оправился, и потребуется больше, чем ты спас мне жизнь, чтобы я был совершенно спокоен с вами двумя в одной комнате.