Ван дер Хилл закончил продолжительную речь, поднял «винторез» и выстрелил леопарду в голову.
Чтобы не мучился.
На всех, и на меня в том числе, эта сцена произвела странное впечатление. Было в этом какое-то таинство, совмещенное с суровой необходимостью.
— Разойдитесь, — сурово сказал командир и махнул рукой. — Занимайтесь своим делом…
Солдаты разошлись, рядом с командиром остался лишь я; на правах советника, то есть человека более вольного, я мог себе это позволить. Тем более что сам Ван дер Хилл всячески старался показать мне свое дружеское расположение.
— Что ты ему говорил? — спросил я.
— Я просил прощения у его духа.
— На каком языке?
— На древнем языке духов…
Он достал нож-мачете, почесал им смуглую щеку, пробуя остроту лезвия, и стал разрезать грудь мертвого зверя.
— Шкура уже никуда не годится, — посетовал он. — А то я ее подарил бы тебе… В вашей России такие звери, наверно, не водятся…
Он раздвинул ребра и забрался рукой внутрь.
И через минуту вырвал изнутри, не вырезал, а именно вырвал своими сильными пальцами сердце.
Показал мне. Сердце у леопарда оказалось на удивление большое для такого не слишком крупного хищника. Оно едва умещалось на его окровавленной ладони и еще дышало, вздуваясь, брызгало кровью.
— Сегодня мы с тобой будем есть сердце леопарда. Мясо пусть едят солдаты. Оно вонючее, но многим нравится. А сердце — в этом иной смысл…
Я усмехнулся, сознаюсь, слегка криво.
— Надеюсь, что не сырое?
— Сырое… — сказал он. — Ты станешь пожирателем леопардов, и тогда тебе будет незачем бояться пули… Я научу тебя и сделаю тебе амулет из этих когтей… — он указал на бессильные сейчас лапы зверя.
Говорил Ван дер Хилл так уверенно, что я начал верить в то, что он в самом деле ньянга. Я много слышал об их могуществе, но сталкиваться с таким могуществом не приходилось. Впрочем, а разве то, что пули только рвут на нашем командире одежду, а, самого его не задевают, — разве это не могущество?
— Я хочу попробовать сырое сердце леопарда, — сказал я твердо.
Он разрезал сердце пополам и положил мне в руку мою долю. На ладонь стекала горячая еще кровь, даже половинка сердца пульсировала…
Подступило к горлу отвращение. Я посмотрел в глаза Ван дер Хиллу. И вдруг понял, что обязательно должен съесть этот кусочек сырого и горячего мяса.
И отвращение прошло, и небывалое чувство появилось — уверенность в себе или что-то похожее…