Это был город формифолку во всем своем великолепии – великолепии, увы, невидимом и неизвестном самим людям, живущим в нем. Ибо для них его серебряные стены и арки, его бесконечные ряды великолепных канделябров, вздымающих бесчисленные скопления никогда не угасающих струй пламени, его изящно вырезанные и высеченные порталы и ворота, его изящные стулья и диваны, кровати и кушетки, столы и лампы, тазы и кувшины, тысячи предметов мебели – все из чистейшего серебра, созданные и выкованные искусными руками их предков, когда они еще обладали силой зрения, могли быть познаны благодаря единственному чувству – осязанию.
С высоких потолков коридоров и арок, с выступающих орнаментов фасадов домов, с карнизов и склонов, с каждой из сторон колонн, с углов куполов и минаретов там и сям повсюду свисали серебряные фонари более прекрасной формы и отделки чем даже восточные, и все они своими неугасающими языками пламени излучали мягкий, хотя и неустойчивый свет, падающий на незрячие глаза!
Но все же эти бесчисленные огни, с помощью которых я мог созерцать великолепие серебряных дворцов этого города, были жизнью, если не светом для соодопсий, ибо они согревали эти обширные подземные глубины и наполняли их восхитительно мягким и странно благоухающим воздухом.
И все же подумать только, что мы с Балджером были единственными живыми существами, способными смотреть на эту картину почти небесной красоты и сияния!
Мне стало грустно, и я погрузился в такую глубокую задумчивость, что потребовалось не одно легкое прикосновение руки Длинных пальцев, чтобы привести меня в чувство.
Когда мы пересекли мост и вошли собственно в сам город, я с радостью отметил, что улицы и открытые площади были украшены сотнями статуй, все из чистого серебра, и что они представляли собой образы представителей необычайной красоты людей. И тогда мне пришло в голову, что как это удачно, что соодопсии не могли видеть эти изображения своих предков и таким образом стать свидетелями их собственного отличия от прежнего физического изящества их расы.
Теперь, подобно муравьям, которыми они по факту стали, формифолку начали выползать из своих жилищ во всех концах города, и мое острое ухо уловило низкий шаркающий звук их босых ног по серебряным улицам, когда они приближались к нам, их руки сверкали на свету, а лица выражали странные эмоции, когда они узнали о появлении среди них двух существ из верхнего мира. Все они, как мужчины, так и женщины, были одеты в шелковые одежды каштанового цвета, и я сразу же заключил, что они получали этот материал из тех же источников, что и миккаменки, ибо, дорогие друзья, вы не должны думать, что формифолку не вполне заслужили имя, которым их наградил Дон Фум. Они были настоящими человеческими муравьями, которые всегда работали, за исключением времени на сон.