Я же, произнося эту фразу, тоже начал удивляться длине и заковыристости произносимого мной, и чувствовал, что у меня на все лицо тоже разливается удивление, а величина глаз начинает приближаться к среднего размера серебряной монете.
Так мы и застыли друг напротив друга с вытаращенными глазами и офигевшими лицами. Первой, видимо представив со стороны эту картину, заржала хозяйка, а буквально через секунду, к ней присоединился и я. Мы хохотали так заразительно, что никак не могли остановиться. И она, и я силились что-то сказать, но смех перебивал все, и больше нескольких букв нам произнести не удалось.
Наконец, смех пошел на убыль, и мы стали понемногу успокаиваться. Нокта все еще всхлипывала, но уже начала посматривать на горку цветков, вываленную на ее прилавок.
— Ладно, «молодой организм с непропорционально растущим мозгом»! — в очередной раз всхлипнув, сказала она, — напоминаю тебе, что у этих цветков очень нежные лепестки и при падении они могут оторваться, и тогда цветок будет уже для меня бесполезен. Понял?
— Понял! Подумаешь, забыл немножко, чего сразу «баран»? — непроизвольно вырвалось у меня.
Одной рукой я вытирал слезы с глаз, а другой поддерживал начинающий болеть от смеха живот.
— Прости, малыш, не обижайся, я не со зла, случайно вырвалось! — покаянно произнесла Нокта, опять взлохматив мне шевелюру. — Просто обидно стало! Ты столько времени их искал, потом собирал, потом принес — и здесь, одним небрежным дурным движением, взял и все испортил! Знаешь как обидно!
— Да ладно тебе, госпожа алхимик, я не сержусь. Давно так не смеялся, как сегодня! — улыбнулся я примиряющее. — Ну чего там, на сколько я сегодня насобирал? — задал я животрепещущий вопрос.
— Ну, давай посмотрим, что ты там сегодня принес, — уже серьезно сказала она и, подойдя к прилавку, начала осторожно разбирать, высыпанные мной цветки, раскладывая их по небольшим кучкам, ориентируясь на только ей одной известные признаки.
Это занятие заняло у нее минут десять, в течение которых я нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но молчал, чтобы не отвлекать ее от этого ответственного занятия.
Когда мое терпение уже было на исходе и я уже готов был задать сакраментальный вопрос: «Доколе, собственно?», как Нокта подняла голову, посмотрела на меня, улыбнулась и сказала:
— Знаешь, Раст, все цветки очень хорошие, я думаю, что за это все великолепие я заплачу тебе ползолотого, годится?
У меня от ее слов, аж дыхание перехватило! «Не может быть, так много!» — пронеслось у меня в мыслях.
— Это не шутка? — все еще не веря, чуть охрипшим голосом спросил я.