Задремав под утро, я проснулась от криков матери, которая звала меня и обещала прибить.
– Только покажись дома, дрянь такая! – неслось по всей деревне, пока я, вжав голову в плечи, отсиживалась в сарае, в надежде, что соседи меня здесь не найдут.
Мне повезло. Вскоре мать ушла в магазин – ведь заменить ее сегодня было некому. Я прождала еще час, прильнув к щелке у двери – но дядя Гриша так и не показался. Пришлось действовать на свой страх и риск. Обежав дом и заглянув в спальню матери, я увидела, что дядя Гриша дрыхнет на кровати.
Мышкой я взлетела на крыльцо, переступив через скрипучую ступеньку, чтобы себя не выдать. И крадучись двинулась мимо маминой спальни к себе в комнату. Там я быстро покидала свою одежду в дорожную сумку – ее выкинул кто-то из соседских гостей, приезжавших на майские праздники из города, а я увидела и подобрала. Сумка была добротной, только ручка порвалась, но я ее починила. Вещей было немного, я собралась быстро. Достала из тайника под половицей деньги, которые хранила в газете, и сунула на дно сумки, к паспорту. Половицу прилаживать обратно не стала, просто прикрыла вытертым ковриком. Окинула последним взглядом свою крошечную комнатку – со старой панцирной кроватью, бабушкиными тюлевыми занавесками, учебниками на подоконнике. В последний момент шагнула к полке на стене и достала из-за стекла бабушкину фотографию. Если мать я хотела забыть, как страшный сон, память о бабушке Клаве хотелось сохранить и взять с собой во взрослую жизнь. Фотография уже была у меня в сумке, когда дверь за спиной хлопнула.
– О, Дашка вернулась! – Дядя Гриша, подперев дверь широкой спиной, криво ухмыльнулся. – Сейчас позабавимся. Не хотела вчера по-хорошему, теперь по-плохому будет.
Он двинулся на меня всей тушей, тесня к кровати и обдавая запахом перегара и пота. Против мясника, с легкостью разделывавшего туши быков, у меня не было ни единого шанса. Кроме выломанной половицы, прикрытой ковриком. Я заметалась из стороны в сторону, ведя его в нужном направлении.
– Цып-цып-цып, – расхохотался дядя Гриша, раскинув руки. – Я тебя поймаю, цыпленочек!
И тогда я резко метнулась к стене, а он – за мной, тяжело ступив на коврик, маскирующий пробоину в полу. Ветхий коврик треснул, и мясник по колено провалился в пробоину. Пока он грязно матерился, пытаясь выбраться из ловушки, я схватила сумку и за его спиной, прижавшись к стенке, чтобы он не мог меня коснуться, выскочила из комнаты.
– Ах ты, сука! Только вернись! Я тебе все ноги повыдергиваю! – неслось мне вслед, пока я бежала из дома к забору.