— Заочно! — выпалил Вася. — И экзамены, наверное, сдавал заочно! Видел, как мама за тебя курсовые работы писала.
Николай Степанович резко поставил стакан, и чай выплеснулся на скатерть.
— Василий! Сейчас же замолчи и извинись перед отцом! — крикнула Елена Ивановна.
Николай Степанович размахнулся и ударил сына по щеке. Елена Ивановна бросилась между ними.
— Ради бога, Коля! Он пьян, не слушай этот бред! — Она оттащила Николая Степановича от сына.
— Нет, пусть еще раз ударит! — Голос Васи дрожал от негодования. Вскочив с дивана, куда его швырнул отец, он сделал шаг вперед и вдруг расхохотался: — Воспитатель!
— Пойдем, Коля, пойдем! — Елена Ивановна закрыла дверь в спальню.
Николай Степанович опустился в кресло.
— Сопляк, который еще ломаного гроша не заработал!
— Это не он, Коля! Это водка! — тихо заговорила Елена Ивановна. — Взрослые люди — и те бог знает что выделывают. Ты сам рассказывал про этого вашего Кислова. И возился ты с ним, и урезонивал. Так ему уже лет двадцать пять.
— Тридцать.
— Вот видишь. А этот… первый раз. — Елена Ивановна заплакала. Плакала потому, что догадывалась — не первый раз сын приходит в таком виде. Теперь вспомнилось, как свалился с дивана, как однажды среди ночи уронил что-то в кухне. Плакала, потому что не было больше прежнего ласкового сына.
Если б отец Васи был жив. Если б только он был жив. Но Тарас погиб, даже не узнав, что стал отцом.
— Перестань, Леля! Я разве виню тебя в чем-либо? — сказал Николай Степанович. — Знаю, о чем ты сейчас думаешь… думаешь, что если б он был моим сыном, до этого бы не дошло.
Да, если б он был сыном Николая, все бы рассказала. Но даже отец не должен бить по лицу. Унижать. Зачем же по лицу? Пусть стократ виноват и стал чужим, все равно болит сердце.
— С меня только за такой тон отец спустил бы три шкуры. Вожжами раз так отходил, что утром не сесть было за парту! А теперь эти детки на голову вылезли… — возмущался Николай Степанович.
Елена Ивановна молчала. Значит, Вася и раньше думал об этих контрольных. Когда Николай учился, сын был еще совсем мальчишкой и отнесся к злополучным контрольным со всей детской нетерпимостью. Но почему же он ей об этом никогда не говорил?
— Все, все, Леля! Если нас поставят под погрузку в Новороссийске, пойдем вместе на «Иртыше». Поживешь у меня в каюте. Будем одни. Совсем одни.
Елена Ивановна облегченно вздохнула и положила голову мужу на грудь.