— Какие пустяки! — Она опустила голову к тарелке. На Лазаревой была светлая юбка и тонкая шерстяная кофточка, сколотая у ворота золотой брошью.
— Привыкаете понемногу? — спросил капитан.
— Да, спасибо.
— Отчего вы так поздно обедаете?
Она подняла на него глаза и улыбнулась:
— Не хочется мешать. Вы собираетесь все вместе, нужно поговорить, а я, вероятно, стесняю.
— Ну что вы? Какое стеснение?! В кают-компании никто никого не стесняет. Да и о чем таком особенном говорить? Все мы плаваем на «Иртыше» давно. А к концу даже первого рейса кажется, что и мысли своего соседа знаешь. Приходите, как все, в двенадцать.
Она молчала, рассеянно складывая и расправляя салфетку.
— Знаете, Николай Степанович, когда в тумане шли, стояла у борта и думала. Только не смейтесь: какое-то шестое чувство должно быть у капитана.
— Никакого такого шестого чувства нет, есть приборы и некоторый опыт, — мягко возразил Николай Степанович, польщенный, однако, тем, что было сказано.
— Но капитаном надо родиться, как рождается человек с талантом певца, поэта, музыканта, — задумчиво продолжала она. — Недаром столько стихов сложено о моряках. А сами по себе имена Колумб, Кук, Васко да Гама, Амундсен — это уже романтика!
Николай Степанович был тронут ее доверчивым, искренним тоном.
— То были времена фрегатов, барков. А теперь надежные, отлично оборудованные океанские лайнеры.
— Море и теперь — опасности, тревоги. Да вы и сами это чувствуете, хотя бы по тому, как относятся к вам ваши близкие.
— Не очень чувствую… — Капитан невесело улыбнулся, вспомнив выкрики сына.
Закончив обед, он достал сигареты и закурил. Встать и уйти, не сказав ей больше ни слова, неудобно.
— Не скрою, Татьяна Константиновна, мне было очень лестно услышать ваше мнение о моряках. — Николай Степанович аккуратно стряхнул пепел с сигареты и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, продолжал: — Может, мы и не столь романтичны, но, ей-богу, жизнь у нас, действительно, не такая уж легкая.
— Понимаю, — проговорила Лазарева и робко улыбнулась.
Немножко она восторженная, немножко наивная, несмотря на свои двадцать шесть лет. Вот и потянуло в море, думал Николай Степанович.
Поднявшись, капитан сказал:
— Сегодня, кажется, интересная картина, приходите.
— Спасибо. Так хочется посмотреть хороший фильм.
— Плохих не берем, — пошутил он и вышел из кают-компании. Пожалуй, фраза насчет кино была лишней. Получается как бы приглашение. Однако что сказано, то сказано. Теперь ничего иного не остается, как подняться на мостик и ни в какое кино не идти.
Вдали проплывали зеленые кудрявые берега Италии. Он ходил сюда не раз. Знает берега Греции и Франции. Где он только не побывал! Татьяна Константиновна права: профессия моряка и в самом деле романтична. Раньше он как-то об этом не думал. Ну разве смог бы он сидеть где-нибудь в бухгалтерии, подводить баланс и, только возвращаясь домой, вдыхать свежий воздух? Да и какой воздух! Что бы знал он, Терехов, просиживая каждый день в четырех стенах? И не приснились бы силуэты коралловых островов в зеленом убранстве пальм, узкие живописные мосты и каналы Венеции, Мессинский пролив с причудливыми голубыми, желтыми, зелеными виллами, прилепившимися к обрыву. А когда идешь по реке в Гавр, словно попадаешь в гигантский музей: старинные замки, башни, костелы.