— Работать! Да знаешь ли ты, что это такое?! Ладно, свои-твои, где вещи?
— Я ведь тебя ни о чем не спрашиваю… и если дело только в том, что я не зарабатываю, то это препятствие легко устранимо.
— Ведь пустые слова говоришь!
Зазвонил телефон. Елена Ивановна взяла трубку и услышала взволнованный голос Ясиневой.
— Все хорошо! Вы слышите меня, Елена Ивановна?! Я уже вам звонила, вас не было дома. Все хорошо окончилось.
— Ну, вот видите.
— Нет, нет! Вы и не представляете… Я сама не могу представить, что завтра никуда не надо бежать. Что все кончилось. Спасибо вам, Елена Ивановна. Какое же вам спасибо! Если б я могла для вас что-то сделать.
— Сделаете, сделаете! Попаду в больницу, уколов вдвое больше сделаете, иглу потолще возьмете. Идет?
— Ну можно ли так шутить?! Спасибо еще раз. Бегу успокоить маму!
— Привет ей и всего вам доброго! — Елена Ивановна медленно положила трубку на рычаг, обернулась к сыну. — Так о чем же ты меня не спрашиваешь?
— А может, и не нужно спрашивать? — Губы Васи искривлены недоброй усмешкой. Юношеское лицо с мягкой линией подбородка, щек словно отвердело, резче обозначились скулы.
— Говори, раз уж начал.
— И ты ответишь? Правду?
— Во лжи меня еще никто не уличал.
— Хорошо. — Он отвел глаза, не сразу спросил: — Почему ты никогда не рассказываешь об отце?.. О моем отце? И… тот знает, что вы… с отцом в загсе не были?
Елена Ивановна отшатнулась. Никак не ждала она этого вопроса. Дыхание у нее перехватило, она чувствовала, как тяжело кровь ударяет в затылок.
— Разве это имеет какое-либо значение?
— Для меня нет… — Он сделал ударение на слове «меня». — Бабушки, дедушки, какие-нибудь родственники у меня остались?
— Я их не знала.
— Никого?
— Никого.
— А откуда он родом?
— Тоже с Украины. Полтавчанин… — Она не сомневалась, что когда-нибудь произойдет этот разговор. Первой хотела его начать. Рассказать ему, взрослому, все, чего не сказала даже Николаю. Но сейчас, при таких обстоятельствах, она не станет говорить о прошлом, дорогом и тяжелом. Не будет оправдываться.
…Она так и осталась сидеть в темной комнате, прислушиваться к его замирающим на лестнице шагам. Откуда он узнал? Ведь она никому никогда не показывала метрики. Сказала, что сгорела в Ленинграде — метрика сына с прочерком против фамилии отца.
Так и есть: в спальне, на полу раскрытый чемодан, с которым когда-то приехала из Ленинграда.
Что Вася искал в ее бумагах? Она торопливо перебирала их. Справка о работе в госпитале. Пропуск, разрешающий хождение по городу после комендантского часа. Удостоверения к медалям. Кусочек клеенки, который надели на руку новорожденному… Счастливые, незабываемые минуты в холодном госпитальном коридоре, где она услышала первый крик своего сына. Рядом такие же, как она, матери. Но ей казалось — нет счастливей ее, потому что она дала жизнь сыну Тараса, которого нет и который будет жить в этом мальчике…