Николай Степанович молча поглаживал плечи жены, и ей стало легче, казалось, Вася и в самом деле никуда не уехал. Ушел сгоряча из института, повздорив, с отцом. Отсиживается, вероятно, у товарищей, а уйдет Николай в рейс — сын вернется. Куда ему, не приспособленному к жизни, привыкшему к опеке, деваться. Если б в самом деле уехал, так в записке хоть бы намекнул, куда едет. Вернется, и все опять наладится. Чего не случается в семье, даже в той, где родные дети?! Ей ли не знать. Ей, к которой приходят отцы и матери, просят помощи и совета.
— Леля, — Николай Степанович заглянул ей в глаза. — Хочешь, пойдем к Реутовым. Встретил Михаила Александровича, он пригласил.
— А может, лучше посидим дома?
— Я бы с удовольствием никуда не пошел, но неудобно. Начальство, хоть и не мое, соблаговолило позвать. Тут уж ничего не поделаешь, надо идти, — пошутил он и поднялся. — Ключи оставим у Жени, чтобы наш путешественник не сидел на лестнице, если ему вздумается вернуться домой ранее намеченного срока.
— Ты так считаешь?! — радостно улыбнулась Елена Ивановна. Наш путешественник — это уже как прежде. Коля убежден, что он не уехал. Даже лучше, что пойдут они к Реутовым. Там, среди людей, улягутся волнения. И Николая нельзя все время держать в таком нервном напряжении. Ему в рейс, а отдохнуть не пришлось.
— Я сейчас! — Елена Ивановна взяла ключи и вышла.
Вернулась радостная, с газетой в руках.
— Хорошо, что заглянула в ящик. Смотри. Это мы с Осадчим сочинили! Ох и будет завтра шуму. Молодцы ребята, напечатали!
Николай Степанович с улыбкой покачал головой.
— Можно подумать, что тебе больше всех нужно! Ну, дай же газету. Я прочту!
— Я знал, что за Татьяну Константиновну благодарить будешь. Культурная, обаятельная женщина и общественница. Наслышан даже о диспутах, которые она устраивает в красном уголке. — Реутов взял со стола бутылку и выжидающе взглянул на Николая Степановича.
— Верно! — подтвердил тот. — Теперь всюду чистота, порядок.
— То-то же! — удовлетворенно произнес Реутов и стал доливать рюмки лимонным соком.
— Мне, пожалуйста, вина, — сказала Елена Ивановна.
— И мне, Не представляю, как вы пьете эту отраву, — смеясь, проговорила жена Реутова, Лина Петровна, молчаливая женщина с серьезным внимательным взглядом. В обращении с окружающими она держалась приветливо и просто. Просто были причесаны на прямой пробор ее темные седеющие волосы. И в квартире ничего кричащего, ничего вычурного.
Но главным образом пленили сердце Елены Ивановны дети Реутовых. Мальчик лет шестнадцати и, вероятно, годом младше его девочка, с таким же бледным и строгим, как у матери, лицом.