– Я имею честь говорить с Дмитрием Дмитриевичем Бондаревым?
Хозяин склонил голову, подтверждая.
– Точно так. Чем обязан? И, простите, с кем имею честь?
Главный вошедший спокойно отрекомендовался:
– Ротмистр Воскобойников, московский жандармский дивизион. Имею предписание сопроводить вас в Высочайший Следственный комитет для дачи пояснений.
Горничная испуганно ойкнула в сторонке.
– Каких пояснений? – растерялся Бондарев. – Ночью? В такую погоду?
– Дело совершенно срочное и не терпит отлагательств. Вопрос имперской безопасности. У дверей вас ждет машина. Благоволите одеваться…
* * *
– …Степан Андреевич Степанов?..
– …Артамонов?..
– …Михайлов?..
– …Розовский?..
– …Имею предписание…
– …предписание…
– …Вопрос имперской безопасности…
– …Благоволите одеваться…
Удары грома, удары кулаками в двери, испуганные растерянные лица, выхватываемые молниями из темноты.
– …Благоволите одеваться…
– …в Высочайший Следственный комитет…
Москва. Дом империи.
Ночь на 22 марта (4 апреля) 1917 года
Ослепительная вспышка осветила Екатерининский зал, ударил гром, задрожали оконные стекла. Первая весенняя гроза 1917 года бушевала над Москвой, сметая в своем вихре ветхие конструкции, обрушивая старые прогнившие деревья, смывая неудержимым ливнем все то, что скопилось в моей империи за столь долгую и столь бурную зиму. Весна открывала себе дорогу, весна громко и с размахом объявляла о своем прибытии.
Найденная среди завалов царского добра скрипка Страдивари пела в моих руках безумной мощью «Шторма» Вивальди, и аккомпанирующий ей гром небесный придавал музыке тот самый изначальный смысл, превращая ее в гимн буре перемен, которую я обрушил на мир сегодня.
Сегодня стало очевидно, что я все-таки изменил историю. Историю не только России, но и всего мира. Пусть пока это лишь заявления, но присоединение центральных держав к «Ста дням» создавало совершенно иной расклад в мире. Признаться, я не ожидал такого поворота событий, и я пока не знал, как реагировать на это. Но сейчас я не думал об этом. Сейчас я был во власти шторма, словно буревестник, лавируя между гигантскими волнами и бросаясь в самую гущу бури.
В Москве шли массовые аресты. Ночь Длинных Молний была в самом разгаре, и десятки человек проведут сегодняшнюю ночь вне своих теплых постелей, щурясь от света ярких ламп и давая пояснения следователям. И далеко не все, кто даст эти самые требуемые «пояснения», смогут в ближайшее время вернуться домой.
Что ж, не только я могу быть адресатом посланий и намеков. И мы еще посмотрим, у кого лучше получится…
Москва.
Ночь на 22 марта (4 апреля) 1917 года