Москва. Дом империи. Овальный зал.
26 марта (8 апреля) 1917 года
Первое заседание новосозданного Совета Безопасности Российской империи, по понятным причинам, было созвано в экстренном порядке и носило довольно сумбурный характер, что, впрочем, не помешало соблюсти некоторые рамки бюрократических приличий.
Так, великий князь Павел Александрович, буквально сегодня назначенный мной на должность секретаря Совета Безопасности, вполне справлялся с порученной миссией и оглашал повестку дня заседания и связанные с этим вопросы, остальные же члены Совбеза занимались привычными для подобных мероприятий вещами – просматривали бумаги, делали пометки, рисовали чертиков и делали все остальное, что обычно делают чиновники на всякого рода ответственных и архиважных для государства совещаниях.
Собственно, критической необходимости в создании еще одного совещательного органа при императоре не было, можно было бы и повременить с этим делом, но в связи с возникшим кризисом и некоторыми не понравившимися мне действиями и бездействиями отдельных лиц (не будем показывать на выступающего пальцем) у меня возникла острая необходимость убрать наследничка с должности командующего войсками гвардии, и желательно сделать это элегантно, с соблюдениями светских и бюрократических приличий, дабы не сильно оскорбить великого князя и наследника престола Всероссийского. Короче говоря, нужно было двинуть его с опасной для меня должности куда-то с повышением, но так, чтобы лишить его любых непосредственных рычагов управления любыми силовыми структурами.
История учит нас (и меня), что именно всякого рода преторианцы и прочие лейб-гвардейцы всех монархий (и не только) со времен древних держав и до самых нынешних дней были если не силой, то инструментом для всякого рода дворцовых переворотов, к коим я с некоторых пор испытываю устойчивое отвращение. А уж оставлять этот инструмент в руках своего возможного преемника было бы с моей стороны сущей глупостью. Тем более что именно старая гвардия могла стать опорой для старой аристократии в попытке помешать мне осуществить мою революцию в России.
Но и отдавать командование гвардией в руки кого-то другого было с моей стороны не менее опасно на данный момент. Потому я решил оказать честь «доблестному гвардейскому воинству» и взвалить командование войсками гвардии на себя любимого, обосновав это длинным и полным патетики обращением к лейб-гвардии. Впрочем, как вы понимаете, командовать непосредственно я не собирался, да и физически не мог, поэтому по факту выполнял роль шефа гвардии, а непосредственное командование и особенно кадровое управление взвалил на своего нового заместителя по гвардии генерала Бонч-Бруевича, столь нелюбимого в светской тусовке обеих столиц и отвечавшего ей еще большей неприкрытой взаимностью. А это, в сложившихся непростых обстоятельствах, было для моего царствования дополнительным плюсом.