В конце концов, вызвал его полковник, да и сказал горестно:
– Вот что, Никитин, смотрю я на тебя, да прям сердце кровью обливается!
И тут Иван возьми да ляпни:
– От жалости, ваше высокоблагородие?
Тут усмехнулся и ответил:
– От жалости, это ты верно заметил. От жалости к Руси-матушке, к Отечеству нашему, которое до такого состояния дошла, что таких вот, как ты, в солдаты записывает, да еще не просто в солдаты, а в лейб-гвардию! Герои прошлого в гробу переворачиваются, глядя на таких вот, прости Господи, гвардейцев! Солдат из тебя, Никитин, как из дерьма пуля! В общем, не годишься ты, Иван, для «Трех топоров», буду я тебя переводить в другую часть.
– А куда, ваше высокоблагородие? – упав духом, спросил Иван.
Хоть и понимал он, что «Три топора» не для него, но все равно жаль покидать полк, нравилось ему здесь, несмотря на все тяготы службы, чувствовалось, что серьезная это часть, с большим будущим.
– Ну, уж точно не на фронт. Толку тебя отправлять на фронт? – Слащев покачал головой. – Ты и сам глупо погибнешь, и многие товарищи вокруг тебя из-за твоей глупости погибнут. Нет, Никитин, фронт не для тебя. Вернее, определяю я тебя на иной фронт. Хоть ты и хилый, но язык у тебя подвешен, балагурить и сказывать умеешь, солдаты толпами вокруг тебя собираются, когда ты им очередные байки заливаешь, да и память у тебя прямо на зависть любому, так что применим мы тебя в другом качестве. Поедешь в Москву к полковнику Вязигину в Корпус патриотов, будешь обучаться на курсах. Будешь учиться политику государя и дело Освобождения разъяснять в народе.
Что ж, вот и закончилась казнь, и этот самый народ потянулся с Болотной площади. Шел в толпе и Иван. Уже неделя, как он в Первопрестольной. И вот уже неделю занимается он на курсах, где все не так. Вообще, Ивану везло в последнее время на совершенно необычные места. То «Три топора», то теперь вот курсы эти, на которых все казалось Ивану чудным и необыкновенным. Начиная с полковника Вязигина, который в миру оказался университетским профессором да еще и директором Департамента информации его императорского величества, заканчивая отцом Сергием, который помимо Закона Божьего, учит их риторике, умению отвечать на каверзные вопросы или уходить от нежелательного ответа. Среди преподавателей были совершенно разные люди, которых собрали, явно руководствуясь исключительно практическими соображениями, без почтения к каким-либо устоявшимся правилам и нормам приличия. Тут были и успешный приказчик, и репортер РОСТА, и даже личный камердинер государя. Науку они преподавали совершенно необычно, да так, что Иван только диву давался.