Да был же Борис с ней счастлив! Было же им хорошо вместе! Стыдно и сладко вспомнить. Даже как-то на работу оба не вышли — не могли расстаться. Тогда за прогул не влетело: труженица отменная. Она сроду на работу, хваткая, разворотливая, а в ту пору все в руках кипело, спорилось: затирает, красит, белит ли — душа вечерним живет, стремится, летит… И с ним то же самое творилось. Не повторится больше такого — восторга, праздника — ни у нее, ни у него!
Каблучки звонко цокали в тишине по ступенькам, за одной из дверей грянуло дружное «ур-ра». Бешено колотилось сердце. Снова пятый, последний этаж, знакомая массивная, с литой узорчатой ручкой, дверь. Злосчастная кнопка звонка… и опять в бессилии опустилась на ступеньку. Где-то тонко попискивал сверчок. В окне дома напротив люди сидели за столом. Окно на лестничной площадке было створчатым, на шпингалетах. Галя достала пудреницу из кармана, припудрилась, пригладила волосы, сунула пудреницу обратно. Быстро сбежала вниз, отдернула шпингалеты, открыла створки, переклонилась через подоконник, скользнула взглядом вдоль стены. Скинула туфли, пальто, подтянулась, села на подоконник, перекинула ноги по ту сторону, потихоньку, опираясь на руки, нашарила выступик. Немножко мешал живот — чуть повернулась. Ясность была, легкость в голове и во всем теле. Первый шажок, щупающий полушажок — не сорвалась. Второй легче…
Как шла — непостижимо! По мановению, безотчетно.
Шторы не просматривались, в просветик сбоку виделась лишь узкая полоска голубоватых обоев да угол телевизора со светящимся экраном. Слышалась песня: «Вы не верьте, что живу я как в раю…» Галя постучала. Никто не подходит. Постучала еще раз сильнее. Борькино лицо. Вытянулось. Открыл окно, помог влезть. Отпятился, убавил до отказа звук телевизора, как-то приглушенно спросил:
— Ты откуда? Оттуда?
— Ага.
В комнате с ним была совсем не Наташа, все правильно. Наташа для нормальной, тихой жизни в приличной квартире, а для праздника другая. За столом сидела девушка, точнее сказать женщина, не молоденькая — нога на ногу, платье до пола, на руке колечки блестят — смотрит с интересом, не то улыбается, не то усмехается. Собой ничего, симпатичная.
— Здесь прошла, что ли? — Борька подошел, выглянул в окно.
— Ага, — опять слабо кивнула Галя. Она почувствовала, как ее пробирает дрожь. Присела на стул напротив женщины.
— С самой лестницы, что ли, шла? — все недоумевал Борька.
— Мгы, с лестницы.
— Выверты, — ухмыльнулся Борька, закрыл окно, сел на подоконник. — Ну, что скажешь?
Носок его правого ботинка постукивал по полу, отмерял длинные, тягостные паузы. По экрану ходила нарядная певица, крутила на палец длинные бумажные стружки, немо раскрывала большой чувственный рот, резко поворачивала голову, смотрела в упор темными кошачьими глазами. И в напряженную тишину неожиданно втиснулся странный сдавленный смешок. Девушка, женщина эта самая, пыталась зажать рот рукой, спряталась в ладошки, не выдержала и откровенно рассмеялась. Отняв руки от лица, она просто, добродушно даже, заговорила: