Но и взрослость так и не наступила до сих пор, мечется он по земле — что ищет? Что его гонит? Откуда эта внутренняя маета, непроходящая тоска по какой-то новой жизни и невозможность расстаться с прошлым? Может, в том дело, что сорвали в детстве с одного места, увезли, а душа по-настоящему не приросла ни к тому, ни к этому? Друзья вроде и прижились, да, однако, не корешками как-то, ветками…
Сергей услышал резкий свист. У дома на скамеечке сидел тот самый мужик, которого Сергей видел в пивном павильончике. Перед ним на велосипеде вертелся такой же загорелый беловолосый пацаненок.
— Мороз, че такой невеселый? — блеснул белыми зубами мужик — теперь он показался моложе, немногим старше самого Сергея.
Морозом Сергея называли лишь в школе, и тотчас в памяти встала долговязая фигура в школьной форме, с полевой сумкой через плечо.
— Задумался просто, — растерянно ответил Сергей.
Он пытался вспомнить фамилию, имя парня — ничего не получалось, напрочь забыл. Правда, год всего учились вместе, в восьмом классе, двенадцать лет назад.
— А-а. Это бывает, — как бы между прочим, со своей неизменной улыбкой сказал парень. — Ну, будь, — вскинул он широкую клешневатую ладонь.
Совершенно точно, лет десять, самое малое, как не встречал Сергей этого парня, имя не помнил, а тот вел себя, говорил так, будто они каждый день видятся. Удивительно. Неужто для него все равно: десять лет или день? Встретились: ты пьешь пиво — я пью пиво, ты идешь — я сижу, живы-здоровы, ну и слава богу, живем дальше. А может, он считает, что Мороз как жил, так и живет неподалеку? Или просто чудак человек? Странно все-таки. Как его зовут? — все пытался вспомнить имя Сергей. Нет, видно, навсегда выпало имя из головы. Ничем не примечательный пацан был, длинный, сутулый… Ломом кликали… Правильно! И фамилия — Ломов! А зовут — Колька! Колька Ломов! Чудеса с этой памятью и только.
Помрачневший клык горы медленно поедал огромный золотой диск солнца. Жара спадала. Скоро очень резко стемнеет. С гор потечет прохлада, и город, все близлежащие округи, изможденные дневным пылом, словно путник, присевший после дальней дороги у родника, облегченно вздохнут. Выползут на скамеечки старики, на углах соберутся стайки пареньков и девчонок, забренчат гитары, центральные улицы оживут, запестрят яркими нарядами. Воцарится какая-то томная, возбужденная атмосфера южного вечера. Все будет почти так же, как прежде, только чуть по-другому, чуть иначе…
Сбросив на спуске скорость, с мягким шарканьем проносились мимо машины. Сергей шел по обочине дороги, с наслаждением полной грудью вдыхал этот освежающий, пронизанный тысячами ароматов воздух, жадно, цепко глядел вокруг, на бесконечные деревья, закатывающееся солнце, словно пытался вобрать их в себя, увезти с собой. Как можно больше хотелось унести с собой — и только что произошедшую, уже ставшую прошлым, историю, и то, что было десять лет назад, все, все, все… Жалко было что-то упускать, забывать — одна жизнь-то, одна. И все бывает однажды. Жить хотелось как в юности, все замечая, вбирая, ловя каждый миг. И уже тянуло, влекло светлой тоской туда, в свой далекий край, где ждет работа, дорога… Радостно было, до хмельного веселья в голове было радостно, и в то же время где-то в глубине потихонечку посасывала горечь. Сергей выдыхал ее, снова глотал воздух, улыбался и говорил себе: «Бежит жизнь, бежит жизнь…»