Пробуждение

В конце года железнодорожник еще раз побывал в селе, чтобы забрать бочонок с вином (Новый год был уже не за горами), и снова поговорить с отцом о дворовом участке: покупают его двоюродные братья или нет, потому что врач из онкологического отделения, который лечил, но так и не смог вылечить мать, торопит с решением, ему хочется весной начать строительство.

Деньги, которые предлагал доктор наличными, копеечка в копеечку, не давали ему покоя. Их шорох он слышал во сне, отчего просыпался раньше времени, задолго до того, как надо было вставать, чтобы снова отправляться на своем тепловозе по маршруту Русе — Варна, нагоняя не хватающий до плана километраж.

Кроме бочонка с вином, старик приготовил ему индюшку, отобрав самую большую, и тоже положил ее в багажник машины — для внуков. Туда же уложил корзину груш, литровую бутылку подсолнечного масла, несколько связок чеснока и целую торбу фасоли. Снял с ограды и пожелтевшую тыкву… До чего же много умещалось в «Москвиче»! Но если с толком продать участок, можно будет купить «Жигули»-комби, и тогда помещаться будет куда больше: и строительные материалы, и продукты, и даже молочным поросятам найдется место.

А сейчас они со стариком сидели на прощанье под виноградной лозой и наслаждались бабьим летом. Лениво отрывали по виноградинке от грозди и молчали. Бутылку с ракией спрятали под стол, подальше от соблазна. Они уже обо всем переговорили — и о хозяйстве, и о продаже участка. Обсудили и то, какую оградку поставить на могиле матери, чтобы весной, когда появляется трава, ее не топтал скот. А вместо пирамидки решили установить памятник с портретом на эмалированном медальоне.

В свое время покойная сфотографировалась улыбающейся, а это как-то не подходит для памятника, не вяжутся улыбка и могила. Старик был против. Его угнетала мысль, что она лежит бездыханная там, под землей, а наверху, на памятнике, улыбается. Не годится это! Некрасиво!

Сын же, наоборот, был согласен с улыбкой, она ему нравилась. Он говорил, что мать всегда была веселой и улыбающейся, никогда не хмурилась и не сердилась, потому-то люди ее и любили.

Они долго спорили. Потом снова вернулись к участку. Сын уже почти решил продать его врачу, ждал только согласия отца.

— Не спеши, — говорил старик, — не надо обижать двоюродных братьев. Как потом будешь смотреть им в глаза?

— Я не хочу их обидеть, отец, но, как говорится, своя рубашка ближе к телу.

— Так-то оно так…

И они снова замолчали. А в соседнем дворе уже квохтали и возились индюшки. Время от времени лаяла охотничья собака, посаженная на длинную цепь под навесом, чтобы не украли цыгане. Украли же год назад другую собаку. А ведь как хорошо была натаскана на зайцев! Старик боялся разных злоумышленников и воров, особенно теперь, когда умерла хозяйка, домовитая и экономная.