— Я завтра уезжаю! Я завтра уезжаю!
Ей не поверили. Подумали, что шутит. Но она уже уложила вещи в небольшой чемоданчик, не больше ее медицинской сумки.
— Чао! — кричала она, кружась с девочкой по комнате. — Ты приедешь ко мне в гости… Чао, бамбина!
— Чао, бамбина! — повторяла за ней девочка.
— Нет ничего лучше Сырнево! Сырнево лучше всех!
— Нет ничего лучше Сырнево! Сырнево лучше всех!
На следующий день в обед она улетела. И снова погрузилась в будни своего маленького села, как будто никогда оттуда и не выезжала. Затерялась, даже и не подозревая, сколько тревог вызвала у людей.
Прежде всего Петринский, гонимый угрызениями совести, бросился ее искать. Обежал все гостиницы, студенческие общежития. Просто не мог предположить, что Мария Чукурлиева остановится у незнакомых людей. Раздобыл и адрес медучилища. Повертелся у театрального института. На всякий случай зашел в редакцию. Там ему сказали, что звонила какая-то девушка, но не назвала своего имени. Поэтесса. Писательница. Вернулся домой. Она искала его и там: поэтесса, писательница. Евдокия потрепала его за ухо — по-матерински, шутливо. А Влаева устроила сцену ревности, сказав, что задушит его, если он будет продолжать искать Чукурлиеву. К шутке присоединилась и Малина, старая дева.
— Такой нахальной музы я еще не встречала!.. Разбила мне пенсне!
— Так тебе и надо, — упрекнул ее Петринский, — раз суешься не в свое дело!
— Лорелей! — хмыкала старая дева. — Беатриче из Сырнево!
В конце концов она купила себе новые очки. Вставила в дверь и новый замок. И вскоре шум вокруг Марийки затих. О ней забыли. И даже не вспоминали. Только дипломник Влаев нервно кусал мундштук.
— Надо было ее задержать, — упрекнул он сестру, — она могла нам помочь. Это твоя ошибка.
— А Петринский?
— Петринский другое дело.
— Как это другое? Пока что он для нас основная связь с Культурой. А может, единственная!
Они еще немного поговорили. Потом и Николай забыл о Марийке, словно она никогда и не появлялась. Только находившийся под следствием старый Влаев напоминал им о Марийке, рассказывая в своих письмах «о своей антирелигиозной деятельности».
Жизнь в столице шла своим чередом. Учителя учительствовали. Ученики учились. Продавцы продавали. Студенты жили своей студенческой жизнью. Нормально функционировал и «домашний цех». Успешно шла работа и над романом «Утопия». Была написана уже сорок вторая страница: роботы готовились к высадке на Землю для взятия «человеческих проб, без которых невозможно изучение нашей цивилизации». Евдокия подавала советы. Предлагала ввести в сюжет «любовную интригу», чтобы книга лучше расходилась. Треугольник: женщина — робот — женщина. Выстрел в галактике. Но Петринский отказался от ее предложения. Он искал философский заряд. Завязался спор. И «Утопия» уже месяц не двигалась с сорок второй страницы. Судьбе было угодно, чтобы она так и не была закончена. Случилось нечто совсем непредвиденное. В затруднительное положение попала не только «Утопия», но и кружок «Умелые руки». Он рухнул. Коллектив полностью распался.