В то утро старый профессор в своем неизменном белом халате, мерно кивая головой, забрел в приемный покой. Главный врач и его ассистент Амбруш Яром, крепко сложенный, но несколько бледный молодой человек, осматривали больного, которого только что доставила «скорая помощь». Оба попросту не заметили старика хирурга, застывшего рядом.
Пациент — мужчина лет тридцати, полный, с признаками ожирения; у него воспаление брюшины, высокая температура. При осмотре выяснилось, что и сердце у больного крайне изношенное, так что он, без сомнения, умер бы на операционном столе.
— Не операбелен, — заключил главврач. — Поместите его в четвертую палату!
Санитарка уже развернула было каталку к выходу.
— Стойте! — неожиданно поднял руку Адамфи, протестующе, повелительно. — Немедленно оперировать!..
Санитарка остановила каталку.
— Позвольте, господин профессор, но сердце…
— Оперировать!
— Господин профессор, вы не прослушали его сердце… Больной… — вежливо улыбаясь, попытался объяснить элегантный главврач, но Адамфи снова прервал его:
— Знаю! Мне достаточно было взглянуть на цвет лица. Полчаса его сердце выдержит.
— Брюшная полость вся заполнена гноем. Если учесть, что и часа было бы мало… Летальный исход во время операции…
— Ну а если не оперировать?
Главврач бросил взгляд на больного; тот был без сознания. Однако на всякий случай врач перешел на шепот:
— Сорок восемь часов.
— Готовьте больного! Оперировать буду я.
Врачи переглянулись. Неприятная штука, когда больной умирает под ножом. Тут не только страдает репутация больницы, но и врачи теряют уверенность в себе.
— И ты дашь согласие? — тихо спросил Амбруш Яром у главврача.
— Да ведь все равно исход предопределен, — шепнул тот в ответ и махнул рукой. Затем обратился к Адамфи: — Если позволите, доктор Яром и я будем вам ассистировать.
Старик высокомерно кивнул и направился к умывальнику. Операционные сестры и ассистенты машинально последовали его примеру.
Операция началась, как всегда, неторопливо, затем вошла в обычный рабочий ритм, но вскоре темп ее стал стремительным, как у взбесившегося часового механизма.
Старик хирург с трясущейся головой, на которого Амбруш Яром в последнее время смотрел не иначе как на мумию, мастерски вскрыл брюшную полость — так быстро и безошибочно, как Ярому еще никогда не приходилось видеть. Затем — размышлять у Адамфи не было времени — пинцеты в мгновение ока очутились на своих местах, зажимы остановили кровотечение, врачи и сестры едва успевали выполнять отрывистые указания профессора. От жарких ламп по их лицам катился пот. И старый Адамфи время от времени тоже откидывал голову, чтобы молоденькая сестра отерла ему лоб салфеткой.