Странен и химеричен мир, увиденный глазами материалиста XIX века, мир, приведённый в согласие с требованиями разума, с требованиями «Закона» посюсторонней реальности, по самой своей природе не способного охватить «Благодати» реальности запредельной. В физическом континууме, как безотказно функционирующая всеобъемлющая машина, он интегрирован вселенскими физическими законами, — в координатах блага и зла он дробится на множество сепаратных систем, утративших сомасштабность и связуемых только в зонах контактов силовыми напряжениями механизмов самозащиты и агрессивного самоутверждения. Сколько человеческих популяций — столько моральных кодексов, расшатываемых и раздираемых этиками более дробных сообществ, причём каждое стремится возобладать над соседними, а за пределами этой пёстрой, «разумно-эгоистической» социосферы — дикое поле, Деметра, отдающаяся собственному грубому и властному сыну для того, чтобы в конце концов жестоко посмеяться над его бессилием. Ибо, как всякая мать, носительница структурогенных начал, она порождает своё подобие и, не оплодотворённая Святым Духом, даёт жизнь лишь новой эфемериде.
Исчерпав себя естеством в его первичной (биологической) и вторичной (социальной) ипостасях и отказав этому естеству в том сокровенно-божественном содержании, которое оно, как Божье творение, вместило на целых пять дней — пять геологических эр — раньше, чем камни Эдема дали слой первоклассной плиоценовой горшечной глины, человек, не ведая, что творит, отступился и от Бога, и от Природы, и от себя. С горем пополам обуздав своеволие — а вернее, восполнив волю — внутри видового «Хеймсдаля» этикой Моисеевых заповедей, он должен был (и имел эту возможность) обуздать своеволие в пределах всего естества, которому принадлежит, посредством непонятых им, отторгнутых его шкурными интересами, заповедей Иисуса.
Непререкаемая благость природы в том, что, жертвуя частью, она даёт существовать совокупности. Для природы единичного нет, это мир слепых, нащупывающих перспективу количеств. В противоположность их множествам, зряча среди которых только тенденция, человек единичен, личностей, и именно в этом качестве эволюционно наполнен. Именно исключительно личность, необратимо сопрягающая себя с высшим, абсолютным бытием, с Жизнью Вечной, способна решить возложенную на неё эволюционную задачу — «очеловечить» породившее её естество, умерить расход энергии и меру страдания, которыми сопровождается слепое экспериментирование природы над массами своих составляющих, дать ей пройти стезёй саморазвития, не исчерпав себя в неумолимо нарастающей энтропии, до самого конца, до полного выявления в себе Духа Божия, когда всё в ней, что есть от жизни, сможет насладиться неуязвимой, нескончаемой солидарностью.