Ян резал еду ломтями над развернутой картой. Какое счастье, что Кепка навязал ее Штефану. Ян представить себе не мог, что бы он теперь без нее делал. Из всего, что имел с собой Штефан, ничто не имело такой цены, как карта. Прежде чем они с майором уложили его в яму от корней вывороченной ели, прикрыли хвоей и засыпали землей, нанесенной в горстях, Ян взял у него только карту и документы, все остальное, включая автомат, оставил покойнику; разумеется, кроме продуктов, одеяла и брезентового полотнища от палатки.
«Если от этого паршивого времени я сохраню память о самой вопиющей, жестокой несправедливости, то это будет воспоминание о последней минуте Юрды», — подумал Ян. Подняв глаза, он наткнулся на взгляд майора.
— Наелся? — спросил он его.
— Да, — сказал майор, вытирая рот.
После возбужденного разговора у могилы Юрды они обменялись каким-нибудь десятком слов.
— Отпусти меня, — сказал тогда майор.
— Отпустить? — поразился Ян. — Ты что, серьезно?
— Отпусти меня… смотри, чем это кончилось для него, — майор показал на могилу. — В конце концов нас обоих прикончат… наши или ваши. Если мы разойдемся, у нас еще есть надежда…
— Хватит!
— Что ты этим выиграешь? Чего добьешься?
— Об этом я и говорить с тобой не хочу, — осадил его Ян.
— Ты думаешь об орденах, медалях?
— И ты мне еще будешь говорить о наградах! Тебе-то за что дали майора? Небось вкалывал на совесть.
— Этому вашему начальнику я уже рассказывал, за что получил звание… То, что мне в свое время казалось везением, обернулось неудачей.
— Если у тебя чистая совесть…
— Совесть! — Майор судорожно засмеялся. — Отлично, во время войны ей просто цены нет. Смотри, — он кивнул в сторону могилы Штефана, — кто его спрашивал о совести… Ты, я вижу, простак… или слепой фанатик.
Ян побагровел. Ему хотелось выкрикнуть: «Это я-то фанатик?» — но он сдержался и лишь пренебрежительно тряхнул головой.
— Попал пальцем в небо, — сказал он. — Да я до недавних пор и не знал толком, что это такое. Не видал живых фанатиков, понял? Я их увидел только у вас. Вообще я у немцев видел только фанатиков — или тех, кто покорно им служит. Никаких других.
— Ну что ж, ты прав, — отвечал майор на удивление спокойно. — И я тоже других не видал.
Ян смерил его удивленным взглядом.
— А ты-то из каких? — злорадно спросил он.
— Я из второй категории. — Майор задумчиво теребил прядь светлых волос, свисавшую на лоб. — К первым я не принадлежу по самой своей природе… в третью категорию я не рвался, кишка тонка.
— Что еще за третья категория?
— Их ты не мог увидеть. Это те, которые подыхают в концлагерях.