Дошло до смешного. На комсомольском собрании в беляевском батальоне буйные головы вынесли резолюцию о том, что в Германии никаких денег получать не будут, «чтобы бумажками Гитлера не пачкать руки». И такого понаписывали, что в политотделе дивизии, прочитав, схватились за голову.
Морозы к середине февраля сменились слякотью, и, когда батальон после перегруппировки занимал исходные позиции для штурма цитадели с юга, то развезло так, что снаряды поднимали целые столбы грязи, а глинистый откос вала стал совсем непроходимым — ноги за два-три шага становились неподъемными; на них налипали пудовые комья. Пехоте это еще куда ни шло, а минометчикам и артиллеристам — расчетам легких штурмовых пушек было совсем невмоготу. Плиты минометов после нескольких выстрелов вгоняло в глинистую жижу, и приходилось выковыривать их в два-три ломика, а как по откосу протащить пушки — вообще не знал никто. Зарываться в землю стало невозможно — любой окоп, укрытие затягивало землей, но война выходных не знает, и народ приспособился. Выход был найден самый неожиданный — батальон занял кладбищенские склепы, благо кладбище было большим. Склепы были сделаны добротно, многие из камня-дикаря, и по прочности стенки у них были не хуже, чем у бетонного дота, поэтому, несмотря на близость к амбразурам цитадели, потерь пока было немного.
Ночью грязь подмерзала, и удавалось проползать до самого рва под стенами цитадели. Дальше ходу не было. Ров был двенадцатиметровой ширины и глубиной около десяти метров, а за ним высился вал, и получался почти двадцатиметровый перепад высот, который надо было преодолеть.
О том, чтобы навести переправу, и думать не приходилось — огонь из цитадели велся в упор с пятикратным перекрытием каждого сантиметра поверхности вала и рва. Попробовали на всякий случай штурмовые лестницы, проведя в разных местах разведку боем, — и убедились, что лестницы перебиваются еще на подходе к рву.
Оставалась надежда на корпусных артиллеристов, которые установили гаубицы на прямую наводку и пытались снарядами пробить пролом в стене у южных ворот цитадели. Сначала дело у них пошло было, но в пробитую брешь все равно никто не мог войти, потому что для этого надо было как-то перебираться через вал и ров.
Нужен был мост.
Ночью саперы, приданные батальону, попытались перекинуть через ров штурмовой мостик, сделанный с учетом первоначальной промашки, не из бревен, а прямо из рельсов со шпалами. Шпальную решетку удалось надвинуть, но воспользоваться ею так и не пришлось — из цитадели открыли такой бешеный огонь, что нужно было срочно отводить людей. Мостик же был почти совсем разбит: от него остался только один рельс, изогнувшийся под собственной тяжестью. При попадании осколков в него стоял звон, а разрывы снарядов заставляли его пружинисто подпрыгивать, но тем не менее он в ров так и не упал. Из цитадели еще немного постреляли по нему и, разобравшись, что никакой опасности он для осажденных не таит, перестали. Пройти по нему мог только циркач, а если бы кто-то начал по нему переползать, то за то время, что на это потребовалось, человека можно было убить не один, а целых десять раз. Для собственного спокойствия из цитадели подсвечивали ракетами этот оставшийся рельс весь остаток ночи.