Однако, когда адъютант майора пристегивал обратно обер-лейтенантские погоны Розе, сам майор Холфельд сказал, что бригаденфюрер отменил только наказание, вынесенное военно-полевым судом, но собственную шутку оставляет в силе — обер-лейтенант должен оставаться прикованным на своем месте у пулемета, и сам комендант следит за его судьбой.
Это была издевка, но она почему-то развеселила всех, кто был в каземате, и они посмеялись в последний раз, потому что все они стояли, а обер-лейтенант оставался прикованным и лежал. Крупный снаряд русской гаубицы влетел в одну из амбразур и разорвался прямо внутри.
Когда Розе очнулся, то увидел с противоположной от амбразуры стороны провал. Стены не было, и теперь каземат стал чем-то вроде пещеры, и стало холодно. Заглянув в амбразуру, Розе увидел, что русские все еще штурмуют башню и кое-кто из них находится в его секторе обстрела. Пулемет был исправен, магазины на месте, и Розе снова начал стрелять.
И снова в поле зрения не осталось никого живого. Розе принялся думать, что он действительно неуязвим и что провидение хранит его во всех жизненных передрягах, поэтому он обязательно останется жив. А жить ему очень хотелось.
Потом он начал различать голоса. В голове после взрыва гудело, но, вслушавшись, он понял, что говорят по-русски.
— …И ты понимаешь, старшина, — объяснял Фомину младший лейтенант, командир штурмовой группы, — мы его только сегодня засекли. Думали, что после взрыва ничего не будет, а он, паразит, опять ожил и лупит с тыла. Невмоготу. Под шумок столько народу положил. Надо что-то придумать, а то он таких бед наделает…
— Мы тут никого не слыхали. Тихо. Я тут минут двадцать, как снизу выбрался. Отзывают нас. На переформирование, наверное. Так что давай, лейтенант, покурим твоего табачку.
— Нате, закуривайте. Для вас не жалко, а нам курить некогда, пока эту суку не нашли. Затаился тут где-нибудь.
Розе даже ощутил нечто вроде табачного дыма — русский, должно быть, засмолил самокрутку.
— Сбежал, надо думать. Они теперь почти все одумались. Перед танками-то и флаги начали выкидывать и копыта кверху. А нам не сдавались. За табачок спасибо, лейтенант. Мы отблагодарим. Все равно нам с этой крыши вниз спускаться, вот по пути и проверим это помещеньице на вшивость.
— Молодец, старшина. Дельно. Насчет вшивости как фельдшер говоришь, вернешься в батальон — погоны смени, а то в горячке чьи-то медицинские нацепил.
— Мои это погоны. Санинструктор я.
— А чего ж представляешься, что взводный?
— По приказу так. Штурмовой подвально-чердачный взвод. Рассказывать долгая история. Потом как-нибудь. Мы вниз. За мной!