Тогда же ребята мне новое обмундирование справили — не ехать же на курсы в обносках! Выменял бриджи из довоенного сукна, сапоги мне построили за ночь из немецких лаковых, морскую фуражку у гвардейских минометчиков одолжил и китель. Мол, знай наших! Одно плохо — погон не было. В штабах все в погонах, а к нам только полевые дошли, а форма у меня, по моему разумению, была самая парадная. Да и другим не терпелось золотые погоны нацепить, только где их взять? Додумались. У православного священника выменяли шитую золотом не то ризу, не то епитрахиль и на всех стали погоны тачать. Мне в первую очередь, потому как я одной ногой уже в Москве был. Вот таким парнем-кренделем я к контрольно-пропускному пункту «Выстрела» и подкатил, ну и машина у меня соответствующая. Дежурный ко мне как на параде, шаг печатает и глазами ест, а того не понял еще, как меня именовать, потому как тогда я в капитанах обретался, а он из постоянного состава, подполковник. Сжалился я над ним, первым доложился, но история стала известной всему выпуску. Погоны потом пришлось снять, как неуставные, но пару раз у меня ребята в увольнение брали, тоже покрасоваться хотелось. Так и оставил их там. Курсы — это, конечно, не передовая, но и не курорт. На полную катушку премудрости жизни вколачивают в нашего брата, учат воевать не как бог на душу положит, а как требуется. Профессионально. Учишь, а сам себе думаешь: «Вот знал бы такое раньше, сколько б лучше воевалось».
— Это ты верно подметил, — ответил Клепиков, — насчет профессионализма. С большим напряжением осваиваем, а давно пора бы. Только в минувшем году по-настоящему показали на что способны. В этом году тоже все должно быть на уровне: масштаб, скорость, глубина операций, а это значит, что мы такой уровень обязаны поддерживать в меру наших с тобой должностей, комбат Борис Беляев. Разведчиков от моего имени поздравь, а мне пора, а то твой сосед справа чуть не под гусеницами у танкистов обосновался, как бы в сутолоке при самом начале движения батальон свои же не передавили.
Соседний батальон и в самом деле на исходных был зажат старым, заложенным осенью минным полем и группой танков непосредственной поддержки пехоты, и Клепиков волновался не зря, потому что сверху могли отдать приказ о начале операции ночью, не дожидаясь утра, чтоб максимально использовать куцый световой зимний день для выхода на рубеж, назначенный к исходу первых суток наступления — к полотну железной дороги Варка — Радом, за которым, по данным разведки, начинался настоящий оперативный простор.