— Командиров взводов — к комбату!
Явилось четверо офицеров, подошел Абрамов, нашли Абассова, разыскался лейтенант-танкист, которого Беляев почти наверняка считал погибшим, с шестью своими людьми. На шее танкиста висел немецкий автомат.
— Я с тобой, комбат, пойду. Все равно машин нет.
Он уже не бился в истерике, не плакал, но чувствовалось в нем сознание потери, вина за эту потерю, хотя винить его никому бы не пришло в голову.
— Не выйдет, лейтенант. Отвел душу, пострелял, побегал, жив остался, а теперь забирай всех своих до одного — и марш в тыл. Не проси. Я — не богородица. Что сделали — спасибо, а что так вышло — сам понимаешь. Не оставлю. Почему — сам знаешь.
Беляев имел в виду приказ об эвакуации летчиков и танкистов из экипажей подбитых машин.
— Приказ знаю, — ответил лейтенант. — Только все равно машин нету. Кантоваться в запасном полку неохота, когда все вперед идут. Да мы и не настоящие танкисты, мы же свои. Я думал — можно.
Танкист, говоря, что они «ненастоящие», подразумевал свою принадлежность к общевойсковой армии, а не к танковому корпусу или армии, что входили в бронетанковые войска. Для Беляева разницы никакой не было, а танкист знал, что в танки НПП техника приходит старая, зато «настоящим» танкистам — в ударные танковые армии — с иголочки.
Танкист ушел, и за ним молча потянулись его ребята, и только тут Беляев и Абассов увидели, что поодаль от собравшихся офицеров роты Абассова, метрах в пяти, сидит старшина-санинструктор.
Абассов первым обратил на него внимание, помня, что послал того перед началом атаки на Буды во взвод Боровкова.
— Где Боровков, старшина?
— Убит, товарищ капитан.
— Кто принял взвод? — вмешался комбат.
— Я.
— Когда?
— В десять двадцать пять. Вот пришел доложить, что офицеров нет и чтоб прислали.
«Если он в атаку людей водил и они за ним пошли, — подумал Беляев про старшину, — то пускай до конца дня докомандует».
И сказал спокойно:
— Ты принял, ты и командуй. Потери большие?
— Не знаю, — честно признался Фомин. — Сколько до начала было — не знаю, а сейчас, если со мной считать, двадцать шесть. Раненые со всей роты в блиндаже на исходном, пленные лежат повязанные под зениткой. Их там двое охраняют. Что дальше с ними делать?
— Пленных в тыл. Остаешься на взводе. А теперь — главное.
Беляев коротко изложил задачу роты, в которой провел все утро, так как считал взятие Буд первоочередной задачей и пора было возвращаться в штаб батальона, где именем комбата по уставу отдавал боевые распоряжения начальник штаба. Наверное, с него уже снимают три шкуры и командир полка или, того хуже, — комдив: «Где комбат? Где ваши роты?»