Способность суждения для возможности природы иметь в себе, следовательно, и принцип априори, но только в субъективном отношении, где она предписывает закон не природе (как автономия), но себе самой (как самозаконность) для рефлексии о природе; это можно было бы назвать законом спецификации природы по отношению к ее эмпирическим законам; этого закона способность суждения априори в природе не познает, но допускает ради познаваемого для нашего рассудка порядка в себе в делении ее общих законов, если она хочет подчинить им разнообразие частных. Следовательно, когда говорят: природа по принципу целесообразности специфицирует свои общие законы для нашей познавательной способности, то есть для соответствия их с человеческим рассудком в его необходимой задаче – для частного, которое ему дает восприятие, найти общее, и для различного (для каждого вида общего) снова найти соединение в единстве принципа, – то через это природе не предписывают закона и ничего не узнают о ней через наблюдение (хотя этот принцип через это наблюдение и подтверждается). Это принцип не определяющей, а только рефлектирующей способности суждения. Здесь хотят только, как бы природа ни была устроена по своим общим законам, по этому принципу и по основывающимся на нем максимам проследить до конца ее эмпирические законы, ибо с применением нашего рассудка в опыте мы можем идти вперед и приобретать познания только до той черты, до которой имеет место этот принцип.
VI. О соединении чувства удовольствия с понятием целесообразности природы
На упомянутое соответствие природы в разнообразии ее частных законов с нашей потребностью находить для нее всеобщность принципов, по всей видимости, надо смотреть как на нечто случайное, но тем не менее необходимое для нашей рассудочной потребности, следовательно, как на целесообразность, в которой природа соответствует нашему, только на познание направленному стремлению. Общие законы рассудка, а это вместе с тем и законы природы, так же необходимы для нее (хотя они возникают из самодеятельности), как и законы движения материи; и их возникновение не предполагает какого-либо стремления в нашей познавательной способности, ибо только через них мы впервые получаем понятие о том, что такое познание вещи (природы); и они необходимо присущи природе как объекту нашего познания вообще. Но то обстоятельство, что порядок природы по ее частным законам, при их, по-видимому, превышающем всю нашу способность понимания, по крайней мере возможном, разнообразии и неоднородности, все-таки на самом деле соразмерен с этой способностью, это, насколько мы можем видеть, случайно; найти его – дело рассудка, которое ведется с целью, направленной к его необходимой цели, именно к тому, чтобы внести в него единство принципов; такую цель способность суждения должна приписать природе, ибо здесь рассудок не может предписать ей никакого закона.