— Забыл на косе бутылку с диметилфталатом!..
Для Жоры комары были страшней медведя, ледяной воды, омолонских завалов, таежного голода, как и для начальника партии Кочевой.
Поток уже не перейдешь вброд. Пришлось туда и обратно добираться вплавь. Стуча зубами, Жора поставил на землю бутылку со светлой густоватой жидкостью.
— Спас!
А теперь поближе к костру, да скорее — кружку горячего-прегорячего чаю!
По пути Степан Донатыч и Жора несколько раз останавливались, искали обнажения пород, брали образцы. В среднем течении Карбасчана они встретили ущелье, которое, к счастью, простиралось вдоль маршрута. Если бы поперек, пришлось бы обходить, было бы потеряно еще два-три дня. Над ущельем проглянуло на часок солнце. Степан Донатыч успел рассмотреть смещения пород, взял интересные образцы.
Вьючный ящик заметно потяжелел. Сухов все чаще осматривал лошадь, все чаще вел ее в поводу.
— Милая скотина, мученица Циля, — поглаживал он лошадиную морду, — ты, наверное, проклинаешь нас за этот маршрут. Потерпи. На то воля ламутского бога и нашей начальницы Ираиды Кочевой.
…Снова сутки, затопленные дождем. К вечеру дождь прекратился. Надолго ли? А до устья Карбасчана оставалось еще километров тридцать пять. Наступила ночь. Но до сна ли теперь!
Быстро поужинали «жженкой» и — в путь. Выбрались на твердую почву и вскоре увидели следы — круглые, большие, глубоко вдавленные. Лось! Тропа сохатых.
По ней и пошли, хотя знали — на этой же тропе можно столкнуться и с медведем. Время перевалило за двенадцать. Над тайгой лежала серая, северная летняя ночь, похожая на мутный рассвет. Хорошо была видна тропа и следы сохатых.
С каждым метром убывали силы. Казалось, что уже прошли полсотни километров, а устье Карбасчана все еще не показывалось. Наконец Жора Рыло безмолвно опустился на землю.
Сухов все же взобрался на невысокую сопку, чтобы осмотреться. Какая неожиданность: за сопкой виднелась полуразвалившаяся охотничья избушка. Кое-как добрались до нее — и повалились на пол. Отсюда до устья Карбасчана было уже совсем близко.
Отдохнув, снова навьючили лошадей и вскоре увидели следы — следы человека.
— Наши ходили? — спросил Жора.
— А чьи же? Тут на полтыщи километров, кроме нашей партии да ламутов, никого.
— Нога маленькая, — заметил Жора.
— Наверное, Кочевой, ведь у нее сапоги тридцать восьмой размер! — обрадовался Сухов. — Теперь партия совсем рядом!
Друзья ускорили шаг, продирались сквозь кусты ольхи, перепрыгивали через коряги. Вот наконец место, где Карбасчан вливается в Омолон. Вот пригорок, но почему он пуст, безлюден? Следы палаток, пепел в яме, где зажигался костер, пустые консервные банки.