Я долго стоял возле шлюзов: сквозь поток было видно, как гуще и гуще становилась желтая масса, напоминающая пшенную кашу.
— На дне — чистое золото? — спрашиваю горного мастера.
— Нет, конечно. Там еще имеются кое-какие отходы, мы их зовем гали. Или по-другому — эфеля. При съеме золота они удаляются окончательно пробуторкой. Да вы сами это увидите.
К концу смены начался съем золота. Воду выключили. Прежде всего выбрали руками самородки. Потом снова пошла вода, двое рабочих в резиновых сапогах самым прозаическим образом стали в золотую «пшенную кашу» и специальными деревянными лопатками перемешивали — пробуторивали — осевшую массу, помогая воде уносить последние гали. Золото заметно очистилось от примесей. Верхний слой состоял из зерен, очень похожих на тыквенные семечки. «Семечки» собирались совочком и ссыпались в белые жестяные банки.
Железные жалюзи убрали. Теперь на дне шлюза оставалось самое мелкое золотишко, оно заполнило углубления — каждое чуть больше яичного желтка. Впечатление было такое, что перед тобою — глазунья, в которой повар расположил желтки ровными линиями. Собраны и желтки. Съем золота закончен.
И тут горный мастер сказал мне:
— Помните, в «Угрюм-реке» — когда набирался на прииске пуд золота, то палили из пушки. Если б сейчас этот обычай завести здесь, в Заполярье, такая пальба пошла бы!
Вниз, в долину спускаюсь кратчайшим путем по необычному водопроводу: он сварен из бензиновых бочек и похож на гигантского железного червя. По этому трубопроводу и подается вода на промывочный прибор.
Тут мне снова пришлось проститься с Салатом Михайловичем.
— Вот там, на востоке, за сопкой, — сказал Абаев, — работает еще одна наша разведпартия. У них тоже богатое золото. Мне нужно к ним заглянуть. Туда недалеко — километров десять. Пробуду у них дня два, а потом уж возвращусь в Райгру.
Обмениваемся крепким рукопожатием.
И теперь я уже твердо верю, что пожелание Абаева «до новой встречи» обязательно сбудется.
Широко, сильно Салат Михайлович зашагал по зеленому, залитому солнцем пологому склону сопки.
В Билибино я возвращался с караваном геологов. Они охотно приняли меня в компанию, но предупредили: придется идти пешком.
Лошади — с вьюками и лишь одна налегке, специально для того, чтобы через речку перевозить людей.
— Лошадей бережем, не ездим на них. Ведь здесь лошадь стоит знаете сколько! Завоз дорогой: самолетом.
Удивительны эти низенькие якутские лошадки: ходят только друг за дружкой. Та, что не была еще головной, ни за что не двинется первой; задние во всем полагаются на ведущую, идут за нею вслепую — глаза совсем застланы космами длинной гривы.