— Я счастлив, — слабым голосом продолжал Абдулрешид. — Но есть у меня к тебе одна большая просьба, племянник…
— Какая?
— Ты же понимаешь, что это как завещание, и тут нельзя отказать.
— Понимаю, понимаю.
— Когда аллах спросит меня о моих добрых делах на земле, я хочу, чтобы в моем ответе были и такие слова: «А еще, всемилостивый, я оставил на земле племянника Товсултана Казуева, знатного животновода, который после моей смерти стал верным слугой твоего посланника святого Жумы…»
— Ну, знаешь, дядя Решид!..
— Товсултан, мальчик мой, обещай мне. Уходя от Жумы, я же должен оставить ему замену. Обещай, иначе я не умру…
— Вот и прекрасно! Не умирай. Этого мы и хотим.
— Но я уже не гожусь для земной жизни. Я созрел для небесной.
— Нет, ты еще не совсем созрел, если предлагаешь мне такие нелепости. У тебя врач был?
— Зачем он мне? Что может понимать врач в таких делах?
— Мы тебе пришлем такого врача, который прекрасно разберется, созрел ты или не созрел. Пока, дядя. Повремени с завещанием!
И посетители ушли, оставив старика в душевной смуте.
— Ты знаешь, мама, кого я сегодня видел? — спросил Салман, энергично орудуя ложкой.
Калимат с нежностью смотрела на вернувшегося с работы Салмана.
— Кого, сынок?
— Бахазу! И не просто видел — он оказал мне помощь.
— Это как же так могло случиться?
— Да вот, слушай. Еду я на мотоцикле, спешу в поле к Эмину — у него трактор забарахлил — вдруг переднее колесо со свистом лопается. Я перелетел через руль, грохнулся на землю…
— Остогпируллах! — невольно вырвалось у старушки. — Господи помилуй!
— Но, как видишь, удачно — даже царапины нет. Встаю, гляжу — в скате торчит гвоздь. Откуда? Что делать — не знаю. Положение отчаянное. Меня там Эмин ждет не дождется, а я сижу загораю… Вдруг слышу треск — из-за поворота выезжает на мотоцикле с коляской Бахаза. Я его, конечно, сразу узнал, он меня — тоже. Остановился. «Что, говорит, беда? Давай помогу. У меня тут, кстати, и запасное колесо есть». Не успел я опомниться, как он сменил мне колесо и укатил. Отдашь, говорит, как-нибудь потом.
— Это, сынок, добрый поступок, — наставительно сказала Калимат.
— Конечно, добрый, — охотно согласился Салман. — На прощанье он мне сказал: «Приходи сегодня вечером ко мне. Соберется небольшая компания. Отметим день рождения Константина Эдуардовича Циолковского». Я обещал прийти.
— Правильно, сынок. Надо уметь прощать людей и мириться с ними, если они признают свои ошибки и раскаиваются в нехороших поступках. А Бахаза, как видно, раскаивается… Да и как не простить в такой день, когда сам Циолковский родился!