— Сами и укокошили, — мрачно произнесла урна. — Точнее, взорвали и сожгли, сукины дети.
В зале начались какие-то хаотичные движения. Кто-то вставал с места и опять садился, кто-то просил воды, кто-то призывал к спокойствию… Жебир мысленно молился: «Спаси, всемогущий! Не допусти! Вызволи!»
— Все мы гости в этом мгновенном мире, — дрожащим голосом продолжал, однако же, оратор, — но когда безжалостная смерть срезает такой пышный цветок…
— А ну, прочь с трибуны, болван! — гневно и брезгливо сказала урна.
— Правильно! — поддержал кто-то, видимо уже освоившийся с загробным голосом. — Гони его в шею! Регламент!
Бледный, опупевший Жебир послушно сошел с трибуны и направился к своему месту.
— Товарищи! — в полной тишине проговорила урна. — Вы меня, очевидно, уже все узнали. Да, я директор районного Дворца культуры Тумиша Магомаева. Вернее, ее душа. Позвольте мне сказать несколько слов на этой скорбной церемонии. Едва ли кто может лишить меня этого, ведь похороны-то не чьи-нибудь, а мои собственные…
— Чудо! Чудо! — зашептали сектантки-старушки. — Она была святой! Чудо!
— Друзья! — продолжал голос Тумиши. — Вы знаете, что перед смертью люди обычно не врут. Еще меньше причин у них врать после смерти. Поэтому все, что я скажу, это истинная правда.
Все вы хорошо знали покойницу. Она выросла на ваших глазах. Здесь училась, здесь вступала в комсомол, здесь начала свой трудовой путь и здесь, к сожалению, очень неудачно вышла замуж…
— Да, уж с муженьком тебе не повезло, — раздался сочувственный голос из зала. — Любил заложить, сердешный.
— «Заложить» это сказано слишком мягко, — вздохнула урна. — Сегодня с высоты достигнутого я могу честно признать, что мой муж был пропойцей. Он все тащил из дома и даже бил меня.
— Ах, страдалица! — зашуршали старушечьи голоса. — Вот с чего ее святость-то начиналась!
— А кончилось дело тем, — урна даже всхлипнула, — что он спился и умер.
— Знаем, знаем! — отозвался зал.
— Усопшая осталась в очень трудном положении. И вот в этот-то момент около нее и появился Жума Хушпаров, которого кое-кто из вас принимает за святого.
В зале началось шиканье, кто-то крикнул: «Не трожь нашего шейха, покойница».
Послышались звон стекла и бульканье воды. Затем до всех отчетливо донеслось, как душа Магомаевой крупными глотками пьет.
— Между прочим, — сказала душа, как видно отирая губы, — какой у вас регламент? Сколько минут вы мне даете?
— Пять минут! — злобно и решительно первыми выскочили сектанты, почуявшие опасность.
— Десять! — предлагали другие.
— Если интересно будет говорить — не ограничивать! — кричали третьи.