- Тогда другое дело. Как с ним обращаться-то, с твоим аппаратом?..
Сеня не стал сразу включать полученный от Федора прибор.
Потребовалось некоторое время, чтобы уладить земные дела.
Он подал заявление об уходе с работы. Попрощался с Люсей, питавшей в отношении- Сени неопределенные надежды. Ему тоже нравилась Люся, но ради искусства необходимо идти на жертвы. Поэтому Сеня объяснил всхлипывающей девушке, что уезжает в длительную командировку. Куда? Он не удержался: далеко. Возможно, что за границу, только это секрет. Надолго ли? Вероятно, да. Года на два.
- Сеня, - сказала Люся, прикладывая к глазам и пачкая тушью платочек. Я давно подозревала, что ты человек особенный, не такой, как все. Я буду тебя ждать. Обязательно...
Наконец все было готово. Сеня упаковал личные вещи: одеяло, подушку, набор шариковых ручек и карандашей, побольше чистой бумаги для будущих стихов. Сложил все это аккуратной кучкой, уселся сверху и включил прибор. С минуту прибор разогревался, тихонько попискивая, потом словно мягкая и мощная рука подпихнула Сеню пониже спины, и он вместе со своими пожитками влетел в подпространство.
Огляделся. Тепло, сухо и безветренно. Подпространство было будто в тумане - просматривалось всего шагов на сто, но на это Сене было наплевать. Он расстелил одеяло, устроился поудобней и принялся за работу.
Время в подпространстве текло незаметно. Да и было ли оно там - время? День не сменяла ночь, и вслед за нею не наступало утро. Неяркий серый свет ровно струился со всех сторон, снизу и сверху. Ничто здесь не отбрасывало тени, оттого сочинять можно было и сидя, и лежа на любом боку. Только воздух казался чуть затхлым. Или только казался?
Может быть, работа у Сени шла не слишком споро, но куда спешить? Сеня не гнался за легким успехом. Он сейчас даже еще и не писал стихов, а просто оттачивал свое мастерство, чувствуя, как оно становится все острее и тоньше. Изредка вспоминалась Люся - и это было хорошо. Настоящий художник должен испытать страдание, познать боль и горечь утраты. И Сеня страдал по возможности, готовясь перековать свои переживания в пылающие искренним чувством строки.
Стихов пока не было, но мастерство тоньшало и острело.
А время стояло или текло, туда ли, обратно или, может, както вбок - по своим подпространственным законам, не касаясь Сени совершенно. И совсем неизвестно было бы, сколько его уже утекло, если б в привольное Сенино житье не ворвалось то, что лишает окружающее однообразия, разрушает монотонность, рождает причинность и являет собой точку отсчета. В его жизнь ворвалось Событие.