Все, все сходилось, совпадало с рассказом живого свидетеля Ганса Конке!
* * *
Танк возник неожиданно. Грозный, могучий, в облаке кирпичной пыли и щебня. Бело-розовый, как привидение, как бронированный дьявол. Как божья кара.
Все забились в подземелье. Пушка у тюремной стены не успела выстрелить, танк со скрежетом вдавил ее в землю. И ринулся в глубь крепости. Он расстреливал пулеметные гнезда, таранил машины, разрушал капониры, уничтожал зенитки, утюжил ходы сообщений.
Он носился вокруг тюремной стены и церкви, вдоль вала, откуда должны были появиться пехотинцы Кострецова. Он ждал их!
Танк непрерывно маневрировал, действовал огнем, гусеницами, тараном, парализуя главные опорные пункты внутренней обороны крепости. Он бил и отбивался.
Его пытались подорвать, зажечь, остановить. Танк, сметал на пути своем все преграды.
«Vernichten!» — кричали офицеры, но уничтожить русский танк не удавалось. Он хозяйничал в крепости, бесстрашный и дерзновенный. Он ждал своих.
А свои, семьдесят бойцов, весь личный состав пехоты 1188 сп 357 сд, безуспешно пытались пробиться сквозь свинцовый ливень и гранатный град. И срывались, один за другим, по ледяной крутизне. Вниз, к замерзшей Ловати. Мертвые и раненые.
Штурм не удался.
На одинокую русскую машину обрушились все силы и весь огонь. Танкисты, возможно, еще могли вырваться из петли: минеры не сразу перекрыли выход из крепости подвижными фугасами.
Экипаж продолжал сражаться. Еще оставались снаряды в гнездах и диски с патронами.
Фашисты наседали. Пришлось отойти на открытое место, куда не добросить гранату, не дошвырнуть ампулу. Танк устремился в западную горловину крепости. В последний момент танкисты увидели впереди по курсу озеро и успели отвернуть вправо, к кирпичной казарме, почти впритык к земляному валу…
Ампула с зажигательной смесью угодила в башню. Стекло разбилось о броню. Жидкий огонь потек по корме к моторному отсеку.
Люди еще могли выбраться. Откинуть люки, выскочить из пламени!
Они бились до последнего снаряда, до последнего патрона в последнем пулеметном диске.
Охваченная огнем машина круто развернулась и ушла в озеро. Пятеро остались на боевых местах.
Никто не знает и не узнает уже никогда, о чем они думали. И нельзя сочинять ни предсмертной песни, ни прощальных слов героев. Точно установлено одно: они не сдались. Ни живыми, ни мертвыми.
Народная молва требовала: искать, найти, отдать последние почести пяти танкистам.
Озеро пытались исследовать одиночки и группы, добровольцы и саперы. В сорок шестом, в начале пятидесятых, в пятьдесят седьмом годах. В июне 1964-го решили использовать пожарные машины.