— Товарищ Кузяева здесь?
Посреди зала стоял широкоплечий, полный мужчина в кителе и бриджах, голенища глянцевых сапог жестко охватывали ноги. Почему-то не широкие малиновые лампасы, не нарядная фуражка и шелковистые погоны, а сапоги с твердыми голенищами подсказали Ане, что ее спрашивает генерал. Она порывисто бросилась к нему и остановилась почти вплотную. Перед глазами расплывалась радуга орденских колодочек и Золотая Звезда Героя.
— Кожар, — представился генерал и пожал Ане руку. — Куда же нам укрыться?
Не отпуская Аниной руки, он повел ее в коридор и стал заглядывать в комнаты, но всюду были люди.
— Ладно, — сказал Кожар, — постоим здесь.
Они остались в коридоре.
— Скажите все, что можно сказать, — попросила Аня, глядя вверх в лицо генералу. Лицо было усталое и одновременно радостное.
— Молодец ваш Петр Кузяев, молодец.
Аня счастливо заулыбалась и взглянула на орденские колодочки. Кожар уловил ее взгляд.
— Привезет вам, наверное, кучу орденов. К сожалению, не в моей власти представлять его к награде. Он ведь у нас прикомандированный, так сказать. А упрям же!
Генерал покачал головой.
— Предлагал ему в Гомеле остаться, в райкоме — не захотел. Даже поругались с ним, только он — ни в какую, — генерал вздохнул. — Вообще-то, он, конечно, прав. Его начальству виднее, куда и чего с ним делать.
— Как делать? — не поняла Аня.
— Ну, как! Он, наверное, сейчас в Гомеле, в тылу, в нашем тылу. Сводку слыхали? Скоро и Минск освободим, всю Белоруссию от фашистской погани очистим!
Генерал мельком посмотрел на часы.
— Сегодня улетаю в Гомель. Если хотите что передать, давайте.
— Я письмо напишу. Можно?
— Все можно, на советскую ведь землю лечу.
Они попрощались. Письмо Аня завезла в гостиницу и оставила там для Кожара.
Через месяц она получила телеграмму: «Выезжай Чаадаевку Федор».
Почему Федор? Какой Федор? Аня не могла понять, но она была уверена, что это описка, Петр, а не Федор! Петр! Петр, Петр, ее Петя вернулся в Чаадаевку.
Поступил приказ соединиться с главными силами партизанских отрядов «Большевика».
Ночью, подняв со дна затопленные в условном месте рыбацкие лодки, партизаны Смирнова и Кузяева переправились через Днепр к своим. Смирнов и Кузяев сложили полномочия командира и комиссара.
— Петя, — виновато признался Толя Ванявкин. — Я сообщил, что ты погиб. Думал, уже не увидимся.
— С чего это я должен погибнуть? Нам с тобой Красную Армию встречать надо.
Ноябрьским рассветом Кузяев увидел советских солдат. Обнимались, плакали от радости. Но война еще не кончилась, предстояло сделать много.