Позади раздался приглушенный взрыв и следом за ним еще, несколько погромче. В танке рвались боеприпасы.
Старший лейтенант изредка постанывал, но по-прежнему был в беспамятстве. Главное, что он жил.
Они понесли его вместе, но контуженый Богаткин скоро сдал. Виктор опять взвалил командира на плечи и продирался в лесную глушь, пока вконец не выбился из сил.
В беззвездном небе отсвечивали заревом тучи. Ни взрывов, ни выстрелов не было слышно. Танкисты продолжали идти, время от времени останавливаясь перевести дыхание. Остановки делались все чаще и продолжительнее.
Почва под ногами стала бугристой, зачавкало, запахло гнилью. Двигаться болотом в чернильной тьме было чистым безрассудством, и не осталось никаких сил.
Они повалились на мокрую траву и проспали несколько часов.
Ночь над головой вылиняла от солнца, а в лесу все еще удерживался фиолетовый сумрак. Над самой землей плавала тонкая пелена молочного тумана. Когда Виктор поднялся на ноги, туман укрыл его до пояса.
Густая листва, тронутая рыжим золотом осени, звенела от птичьего щебета. Не было никакой войны, никто не убивал друг друга, не жег дома, не поливал из авиационных пулеметов эшелоны с женщинами и детьми.
Виктор стоял в тумане, как на облаке. И лес вместе с ним плавно летел в небесах. Наверное, это и была та жизнь, которую предсказывал Чапаев и воспел в стихах Никита Тихонов. Не дождался Тихонов такой жизни и никогда не вернется на Урал к девушке, созданной вдохновением. Но все равно была на самом деле где-то, пусть не на Урале, в другом краю, такая девушка. Она могла и должна была стать любовью Никиты Тихонова, и теперь вот, сама не зная, стала незамужней вдовой.
Послышался слабый стон. Виктор в первое мгновение не понял, чей и откуда. Стон повторился.
Виктор стал на колени и подполз к старшему лейтенанту. Лицо Ивлева выделялось бескровной белизной в белом тумане, веки приподнялись, но густые ресницы скрывали зрачки. Белые с синевой губы шевельнулись.
— Пить.
— Сейчас! — И заметался в поисках воды, пробовал почву ногами, шарил руками в тумане, словно искал воду в самой воде, мутной парной воде. Найдя особенно влажное место, вжал в податливую пружинистую землю сомкнутые ладони и держал их, пока не насочилась вода.
До старшего лейтенанта Виктор донес три глотка и опять повторил то же самое. Он напоил и Богаткина, напился сам. Вода отдавала тиной и ржавчиной.
Богаткин выглядел молодцом, но по-прежнему не слышал и не говорил, мучительно тряс головой, выдавливая из себя слова, густые и тягучие, как полузастывшая смола.