Родионов улыбнулся, качнул головой.
— В тот же вечер написал рапорт, а на следующий день мой командир батареи Зыков направил его дальше. Прошло два дня. Ответа нет. На третий не выдержал, сам пришел в штаб. Адъютант был моим хорошим приятелем, и я надеялся через него все узнать. Поверите, — впрочем, сейчас у вас самого такие мысли! — мне тогда казалось, что решается вопрос: «Быть или не быть?»
Поздоровался с адъютантом, а он говорит:
«Вот хорошо! Я только собирался вызывать тебя».
Принес серую папку, сел рядом и бесчувственно, медленно раскрыл ее. И увидел я на моем рапорте размашистую резолюцию, наискось, красным карандашом. Прочел и ничего не понял. И слов-то всего два: «Отказать, молод».
«Прочел?»
«Погоди! — заволновался я. — Дай разберу».
«А чего тут разбираться? Отказать — и точка», — добил меня приятель.
Кровь отхлынула от головы, потом чувствую — снова покраснел, как индюк. А тут еще адъютант подзадорил:
«Хочешь, наверное, объясниться? Ну шагай. Погоди, только доложу».
Что творилось в моей душе в те минуты! Буря!
Родионов засмеялся. Невольно улыбнулся и Краснов.
— Это мне сейчас смешно, а тогда я считал себя обиженным, униженным и еще неизвестно каким страдальцем. Командир полка казался мне по меньшей мере закрытым шлагбаумом на жизненном пути!
И вот вхожу я в кабинет. С кем-то разговаривает по телефону. У стола — начальник штаба с документами, жестом показал мне на диван. Я остался на месте, но он показал вторично и нахмурился. Пришлось сесть.
Окончив телефонный разговор, командир занялся с начальником штаба. Только после его ухода мы остались одни. Кто-то еще хотел войти, он приказал обождать в приемной и повернулся ко мне:
«Прибыл, стало быть».
Я вскочил с дивана и отрапортовал. Понятно, за это время остыл немного, но намерения остались по-прежнему воинственными.
Командир улыбнулся и откинулся на спинку кресла:
«Знал, что придешь. Не мог не прийти».
Медленно провел рукой по знакомой серой папке, вскинул на меня глаза и сказал:
«Обиделся на старика… Обиделся…»
У Краснова было такое чувство, будто укор относился лично к нему. Он осторожно покосился на полковника, но тот, весь отдавшись воспоминаниям, казалось, не замечал его.
— Мне стало не по себе. Легко разгадали мое состояние. Я промолчал.
Командир встряхнул головой и, резко поднявшись из-за стола, отчеканил:
«Хорошо, что пришел. Ну-ка, садись на мое место».
Я сразу не понял.
Он повысил голос:
«Садись! На мой стул садись… Так. Теперь представь себе, что ты командир полка. Да-да, командир полка. Надобно тебе решать вообще-то множество вопросов, но ты разберись пока, для примера, с этой папкой. Не гляди, что она серая. В ней судьбы людей, живых людей! Отличных, замечательных командиров; как говорят, сыновей твоих. Вот и решай, командир-отец, их судьбу. Решай, а я посижу, отдохну».