Когда он появился, женщины, стоя вплотную друг перед другом, смотрели с нескрываемой ненавистью и презрением.
— Спаси меня, дорогой! — Катушка бросилась в объятия Буби.
— А это еще кто такой? — фыркнула презрительно Амелика, ни разу не видавшая Буби.
Юноша, бережно держа в объятиях свою возлюбленную, представился раздельно и высокомерно:
— Барон Барбу Б. Барбу!
Врожденная почтительность к вышестоящим, робость перед боярскими титулами и трепет перед семейством, от которого зависела вся их жизнь, чуть не довели кукоану Мицу до обморока. Кое-как оправившись от потрясения, она, чтобы что-то сказать и успокоиться, прошептала с вымученной фамильярностью:
— Куконул Буби, так ведь вас зовут?
— Так меня зовут дома и среди моих друзей! — уточнил барон.
Жена Урматеку не способна была уловить всей тонкости этого уточнения, но, желая примириться во что бы то ни стало, решила опереться на родственную близость.
— Она нам родня, — указала она на Катушку и, немного помолчав, пояснила: — Невестка наша! — И тут же прикрикнула на Амелику, которая стояла, вцепившись руками в шляпку: — Сделает мадам Бланш и тебе такую же!
Подхватив дочь, которая наконец-таки поняла, что попала впросак, и очень неохотно рассталась со шляпкой, кукоана Мица вышла из мастерской.
Немного погодя вышли из нее и влюбленные и уселись в пролетку, поставив в ноги щегольскую, словно из Парижа, голубую коробку с вожделенной шляпкой. Катушка хотя и успокоилась, но строго шепнула Буби:
— Так и знай, дорогой, если не поговоришь со стариком, чтобы он отомстил за меня, значит, меня не любишь!
Буби взял ее руки и поцеловал их, не произнося ни слова; целуя, он наклонился низко-низко, словно под тяжким бременем. Катушка, улыбаясь, смотрела на него сверху вниз, трепетно предвкушая, какой скандал придется вынести Урматеку. А Буби, склонившись к ее руке, закрыл глаза, чувствуя с болью, как покидает его то великое счастье, каким он жил до сих пор. Все это время Катушка была для него сладким облачком, теперь же он вкусил истинную ее плоть. И чувство исчезло, как съеденный плод, как увядший цветок. Стоило разразиться короткой буре, возникнуть легчайшему отвращению, как Буби уже казалось, что все потеряно, и навек. Но он ошибался. Когда ее губы будут касаться его губ, горячее желание этой женщины вернется к нему и будет возвращаться еще много, много раз.
Наконец-то все узнали о связи между Катушкой и Буби. Вечером, когда кукоана Мица рассказала мужу о происшествии, Урматеку раскричался, обругав жену и дочь за то, что не умеют жить среди людей. Он так разошелся, что жена и слова не могла вымолвить в свое оправдание, рассказать, что не они во всем виноваты, не они начинали ссору. Янку и слушать не желал ни о каких оправданиях. Ему казалось, что все его будущее уже уничтожено этим несчастным случаем. Он не понимал своей жены, не чувствовал обиды за дочь, боясь только одного — что все его планы рухнут. И как же он гневался и досадовал!