— Прекрасно! Просто замечательно!
Янку принялся расхваливать свежую идею построить фабрику, говоря, что тут же уловил остроту молодого ума и воздействие заграницы. Ни ему, ни старому барону и в голову бы не пришло ничего подобного! Но самую большую радость в теплых, проникновенных словах Урматеку выразил по поводу того, что Буби, почувствовав свое призвание и свой долг, взял на себя труд и ответственность за усовершенствование управления имениями. Янку говорил это с такой убежденностью, что в душе Буби растаяли напряженность и предубеждение, которые он испытывал с самого начала. Молодой человек был просто сражен подобным пониманием. Продолжая разговор, который становился все оживленнее. Буби постарался избавиться и от своих ошибочных впечатлений, и от предвзятых суждений других. И вновь он ощутил несовершенство и странность человеческой природы, но теперь уже думая не только об Урматеку, но и о самом себе.
Первым, кто вернулся к сути дела после длительного плавания в море общих слов, где так привычно чувствовал себя Буби, был, конечно, Урматеку.
— Значит, — заявил он, — нам нужно четыреста тысяч леев! Для нас это очень много, но барон Барбу выложит, не почувствует! И все-таки денег у нас нет. Ты, господин Буби, советуешь продать Зидуриле и Глиганул! Это неплохо — хозяйствовать там действительно трудно. — Тут он остановился и, восторженно хлопнув молодого человека по колену, воскликнул: — И все-то ты знаешь! Про земли ты, конечно, от барона Барбу узнал. Он, наверно, сам того не желая, обронил словцо, а ты, прыткий, тут же и подхватил!
Буби так упивался пониманием со стороны Урматеку, что не замечал ни испытующего взгляда, ни насмешки в голосе. Молодой барон только слушал, ожидая, что еще скажет деловой человек, который, как он с радостью отмечал, начинает поддерживать его планы. Если это так, дело сделано, и он выйдет победителем! Чего не ощущал Буби, так это сопротивления. Он не только не боролся с Урматеку, но все шло так, словно замысел принадлежал не ему, Буби, а Янку. А самое главное, Буби не чувствовал (ибо это было сделано с подлинным знанием человеческой природы), как ловко его обвели вокруг пальца, после чего недоверие его к Урматеку напрочь исчезло, чего нельзя было сказать о настороженности хитроумного Урматеку.
— И все-таки, — заговорил Урматеку вновь, — продавать жалко! Ты еще молод и не знаешь, как трудно отвыкать от того, чего вернуть уже нельзя. Ведь если что уходит, то уходит навсегда! Я знаю, что вместо двух захудалых имений будем иметь фабрику. А если будем иметь и то и другое, разве не лучше? Если как следует пораскинуть мозгами, не такое это несбыточное дело!