Двое и война (Малыгина) - страница 11

— Входи, — сказала Елена. — Но Тоня ухватила ее за полушалок, вытянула в сенцы.

— Ну как, а? Харчишек не принес? Это я его к тебе отправила. Усатый, — так звала Тоня седоголового, с большими пышными усами капитана, который стоял в ее доме, — привел его ко мне. Пусть, говорит, поживет, он ненадолго. А спать-то где? Спать-то у меня и негде. Разве что на печи…

— Да что ты, — изумилась Елена. — Командир — и на печи?

— Так я им про то же: как, мол, можно командирам вдвоем на одной койке или на печи? Идите, говорю, дорогой товарищ старший лейтенант, к моей соседушке и подружке лучшей — Елене Павловне Кузнецовой. Она вам зальце отведет. И варить, если захотите, станет. Все, говорю, устроит как полагается. Ну а насчет деньжат-то сладились?

— Антонина, да ты что, рехнулась? Они защищают нас и всю нашу страну, а мы: пожалуйте за постой, так? Да какая же это совесть должна быть у человека?

— Хм, чудачка, — хлопнула Тоня Елену по руке. — Да разве ж я про то? Я именно про совесть. Вон мой усатый — как порог переступил, так и спросил, шинель скидавая: «Чем тебя, сударушка, труженица военного времени тяжкого, благодарить за кров, за пищи приготовление? Можно, — говорит, — денежками. Да только что они теперь — денежки-то? Лучше, поди, мыльцем, спичками? А может, белым мадепаламчиком?» А я наберись смелости да ответь ему, в шутку конечно. «Ежели, — говорю, — к мыльцу, спичкам, белому мадепаламчику да маслица прибавить, то распрекрасная, почти что довоенная жизнь получится». И что ты думаешь? «Согласен», — отвечает. Вот. А ты мне про совесть… Ну, я помчалась. Ноги стынут. Катанки-то промочила в цеху… Ой, Лена, вчерась у нас митинг был, я выступила, потеха просто. Запнулась и молчу. Но потом все-таки сказала: беру, говорю, двести пятьдесят процентов, и никаких! Расхрабрилась перед людьми-то. А теперь, наедине с собой, — жутко. Ой как жутко, Лена! Вдруг не выработаю?

— А я двести тридцать пять взяла, — сказала Елена.

— Ну и молодец. А я-то, я-то дура! Ой… побежала!

Елена вышла на крыльцо — проводить ее. На небе, по-ночному черном, светили яркие, насквозь промерзшие звезды. Но где-то за домами, за крышами полоска неба, прильнувшего к горизонту, уже чуть посветлела, обещая наступление нового дня. «Каким-то будет он, нынешний день?» — с волнением подумала она и, почувствовав, что продрогла, вбежала в избу.

До солнечного сияния начистила Елена самовар, помыла клеенку на столе, сдула с запечка пыль, протерла пол. Открыв трубу, гусиным крылышком замела предпечек. Довольная, оглядела кухню. «Надо, чтоб ему было хорошо, тепло, спокойно. И надо, чтоб он поправился, отдохнул хорошенько да посвежел…» Занятая своими мыслями, Елена не услышала, как старший лейтенант встал. Она увидела его, когда он — в галифе и нижней рубашке с засученными рукавами — появился в дверях.