— Доброе утро!
— Ой, вы уже проснулись? Утро доброе. Чего ж так мало поспали? Может, это я вас разбудила стуком-громом?
— Нет, нет, я сам. Сон увидел: утро, солнышко подымается, а я, парнишка, Пеструху в стадо гоню. Босой. Трава росистая по ногам хлещет. Парным молоком пахнет. А коровы уж за деревней. Мне обидно и тревожно: проспал… Вот от этого и проснулся.
Когда Елена вернулась с завода, стол на кухне был заставлен банками консервов, пачками концентратов. Здесь были кулек с кусковым сахаром, банка сгущенного молока, бутылка с маслом, пачка чаю, буханки хлеба. Даже лавровый лист и молотый перец, завернутый, как порошок в аптеке. Отдельно на бумаге — кусок сала. И еще два куска хозяйственного мыла.
— О-ой! — всплеснула руками Елена. — Богатство-то! Мы уж отвыкли от такого.
— Только уговор: питаемся вместе.
— Да ведь мы что? Мы в тылу. Работаем, и все. А вот вам надо сил поднакопить. Уж так вы исхудали… — Она опять сказала «исхудали», словно знала, что прежде, до войны, он был полнее.
— Есть маленько, — согласился он. Достал из нагрудного кармана две карточки. — Вот каким был в мае прошлого, сорок первого.
Елена долго разглядывала карточку. Удивлялась: «Мальчишка. Совсем мальчишка…» Сравнивала: «Теперь-то возмужал, посуровел…» Улыбнулась: «Симпатичный. И брови разлохматились. Женщина, прежде чем сниматься, собрала бы их в стрелочку да еще прислюнявила бы… А глаза-то, глаза — прямо в сердце глядят. И так ласково, так открыто…»
Заглянула на обратную сторону карточки. Там было написано: «Иван Иванович Плетнев, старший лейтенант, 1914 года рождения». И печать. «Наверное, для личного дела приготовил. Иван Иванович Плетнев… Вот и не понадобилось спрашивать. И хорошо. Так-то удобнее…»
— А другая? — спросила она.
— Такая же. — Он достал ее, показал.
«Иван Иванович…» — повторила про себя Елена. И после, что бы она ни делала, перед нею все стояли глаза, заглядывающие прямо в сердце — ласково и открыто. Они будто спрашивали: «Нравлюсь я тебе хоть капельку?» Стыдясь и краснея, Елена признавалась себе, что да — нравится.
…Ужин — пшенная каша с подсолнечным маслом, раскрытая банка молока, сахар на блюдечке, хлеб — уже стоял на столе. Весело шумел самовар с чайником на конфорке. Весело топотала, заливаясь хохотом, бегая по залу и играя со старшим лейтенантом, Зойка.
Накинув на голову шаль, Елена вышла за капустой. В кладовке на уровне пола была широкая щель. Елена решила заткнуть ее тряпкой — вдруг кошка влезет, а тут хлеб и сало? Но света, обычно падавшего в щель, не увидела. «Неужели это он догадался закрыть? — Пошарила рукой. — Нет, щель не заткнута…»