Из бронемашины — выбрались морские пехотинцы, установили периметр. Потом — из следовавшего за бронетранспортером грузовика — выбрался щеголяющий в темных очках и бронежилете на голое тело сопляк лет двадцати трех-двадцати пяти на вид, подошел к капитану.
— Мы слышали пальбу. Сержант Грисхольм, первая дивизия морской пехоты.
— Капитан Браерс, национальная гвардия Монтаны. А офицер ваш где?
— Уехал с утра в Зеленую зону. Да так там и пропал. И лично я его не осуждаю сэр — там и бассейны и девочки и шезлонги, а тут одна срань. Помощь нужна?
— Уже справились без вас.
— Да? А это что за чувак?
Сержант поддел пленного сапогом.
— Э… повежливей.
— Черт… — сержант вдруг наклонился — мне эта рожа кого-то напоминает. Енот! Эй, Енот! Вали сюда!
К ним подбежал ещё один морской пехотинец с короткоствольным автоматом, видимо, их спец по разведке.
— Глянь, знакомая вроде рожа, а?
Енот достал из кармана карты, профессионально раскинул их в пальцах веером, выдергивая одну за другой.
— Твою мать… — вдруг сказал он — провалиться мне на этом месте, это же бубновый валет.
Багдад, Зеленая зона. Бывший дворец Саддама Хусейна. Три месяца спустя
— Извините, сэр…
Александр Малк, теперь уже бывший агент дивизиона специальной активности ЦРУ неискреннее улыбнулся, пожал руку врачу.
— Спасибо, что занимались мной, сэр.
Вот и все.
Он вышел во дворик, под палящее солнце. Прислонился к стене, невидящими глазами смотря на бассейн и расположившихся вокруг него людей. В армии теперь были женщины, их старались не бросать в пекло, оставляли на штабной работе, здесь, в Зеленой зоне, одном из немногих остающихся безопасными мест в Багдаде. Парни которым повезло здесь служить — рисовали какие-то графики и диаграммы, делали презентации, сопровождали международные комиссии, носили портфели за генералами — а в промежутках между заданиями спускались сюда и флиртовали с девицами у бассейна. Были здесь и журналистки — за поставки «горяченькой» информации договориться вполне можно было, в роскошных апартаментах Саддама всегда находилась свободная комнатенка. В шестидесятые, когда Малк только был в планах у его родителей, хиппи говорили: занимайтесь любовью и не войной. Здесь, в Багдаде, в две тысячи третьем война, история и любовь неразделимо слились в каком-то запретном и оттого остром как мексиканский перец союзе. Все понимали, что здесь и сейчас делается история и спешили жить и фотографироваться на фоне роскошных дворцов и интерьеров с взлетающими ракетами и трахались как кролики на роскошных кроватях диктатора, и верили, что дальше все будет супер. А в это время — другие парни — жили и умирали на грязных, опасных улицах Багдада. Он не был на этих улицах уже три месяца, его ареал обитания исчерпывался отгороженной высоким бетонным забором Зеленой зоной, которую спешно укрепляли. Но ночные глухие удары в городе и вспышки, иногда на полгоризонта и взрывы днем и столбы дыма на горизонте, перемежаемые пальмами — рассказывали ему о том, что творится на улицах больше, чем он хотел бы знать.