На площади возле церкви стоял стол, и за ним сидели священник, учитель, здоровенный рыжий общинный староста и председатель общины. Чуть поодаль на стульях восседали жандармы, зажав между колен винтовки. Вокруг стола стояло человек двенадцать крестьян. Все были заняты назначением новой учительницы и предстоящим собранием общины. Увидев жандарма, который, представившись местному унтеру, отозвал его в сторону, люди за столом начали тревожно переглядываться, священник побледнел, а учитель принялся нервно покусывать ноготь на указательном пальце.
Пошептавшись с Паей, унтер нахмурился и приказал своим парням отправляться вместе с Недучином.
Поднялся священник:
— Ну, слава богу, люди, мы окончили наши дела, теперь с богом можно спокойно разойтись.
Крестьяне уже было хотели разойтись, но дорогу им важно преградил унтер:
— Нет, нет, побудьте пока здесь, оставайтесь все на своих местах.
— Что такое?
— Хочу, чтоб вы были у меня на глазах. Думали провести нас, заговаривали нам зубы, а тем временем ваши там назначали, кому поджигать!
— Да что вы, господин вахмистр, мы люди мирные, отпустите нас по домам!
— Нет, нет, нельзя уходить, назад!
Пока продолжались эти объяснения, трое жандармов уже догнали Раде Будака. Расставив их возле здания школы, он вошел во двор и осмотрелся. Из маленькой дверцы учительской квартиры высунулась взлохмаченная детская головенка и тотчас же в страхе исчезла. Фельдфебель сначала хотел войти туда, но, видимо, передумал и, подскочив к окну, заглянул в классную комнату. Там было красно от крестьянских тюрбанов. Взбежав по ступенькам, он ударил прикладом в дверь и закричал:
— Открывай! Именем закона приказываю — открывай!
Дверь медленно открылась, и фельдфебель вошел.
Длинная и низкая полутемная комната была полным-полна крестьян. Их было не меньше сотни. Одни стояли, другие кое-как устроились на кафедре и на партах. Тяжелый запах пота, овчин и кислой капусты мешался с едким запахом карболки, чернил и тряпок. Царила мертвая тишина. Очевидно, крестьяне еще из окна увидели бегущего жандарма. Среди напряженного молчания раздались голоса:
— Добрый день, господин вахмистр!
Фельдфебель не отвечал. Он медленно обвел взглядом всех собравшихся, и вдруг его взгляд остановился на плечистом и румяном крестьянине, который возвышался над всеми, чисто одетый, в щеголевато надвинутом большом красном тюрбане.
— А, и ты тут, Остоя! — многозначительно и насмешливо воскликнул жандарм.
Остоя дернул свой длинный светлый ус и прищурил глаза.
— Как видите, тут.
— Ну, раз ты тут, то вы, поди, не молитвы читаете. Никто не улыбнулся.