Совсем потерял голову Бацко, ничего перед собой не видел. В кровь ободрался о ствол голубой акации и пламенел, как та же акация в апреле. Наконец однажды, совершенно ослепленный, налетел на дощатый забор, и его так неудачно отбросило, что передняя ножка хрустнула, будто стеклянная. Сгоряча он не почувствовал боли и пустился было скакать дальше, но в то же мгновение упал и забился. И тогда в первый раз неожиданно раздался его громкий, отчаянный крик. И сразу стало ясно, что он еще ребенок, маленький и несмышленый.
Сестренка тоже перепугалась. Словно и она только сейчас поняла, что это уже не невинная забава, а настоящая трагедия. Сторожко вытянув шею, она медленно приблизилась к нему и, пока не подоспели люди, лизала его переломанную ножку. На руки к жупану Бацко пошел покорно и доверчиво, как ребенок, которого отец ведет к «дяде доктору». А доктор сделал то, что он сделал бы, если б к нему привели влюбленного гимназиста, неловко выпрыгнувшего из «ее» окна. Промыл рану, вправил кость, наложил тонкую шину и сделал перевязку, сопровождая все эти манипуляции докторской воркотней по поводу безрассудства и сумасбродства молодости. Во время операции страдалец не вырывался и не брыкался, был тих и покорен и даже перестал плакать и, только когда было особенно больно, дрожал всем телом, а в испуганное черное подглазье скатывалась крупная слеза.
Недели две он был спокоен, боязливо и осторожно поднимался и учился ходить на трех ногах, медленно, страшась коснуться перевязанной онемевшей ногой земли или задеть за какую-нибудь ветку. Подруга была не в силах ему помочь, но с чисто сестринским участием не покидала его ни на минуту. Однако молодые кости быстро срастаются, а молодая память забывчива. Дней через десять он снова прыгал вокруг Сестренки. Немного неуклюжий на трех ножках, но жизнерадостный и неистовый, как прежде.
Но она стала еще более нетерпимой. Хотя, по правде говоря, Бацко теперь не мог слишком ей досаждать. Достаточно было им сделать несколько прыжков, и он безнадежно отставал. То ли его домогательства казались ей, здоровой и крепкой, смешными, то ли благодаря несчастному случаю она, раньше беззащитная, сравнялась с ним силами и наслаждалась борьбой. Разве доймешь душу женщины!
Она стала пускать в ход и рожки и зубы, а когда он терял голову и шатался, она, выделывая вокруг него безумные прыжки, исполняла танец Саломеи, точно хотела причинить бедняге как можно больше страданий.
Когда сняли повязку, Бацко долго еще не решался ступать на больную ногу и едва касался земли носком копытца. Она же совершенно открыто издевалась над ним. Лишь только он, усталый, пригорюнится и глубоко задумается, она принималась его дразнить. Носится и прыгает вокруг него, больного и беспомощного, и с презрением отталкивает его. Взберется на каменную ограду, окружающую сад, и оттуда, с довольно-таки большой высоты, прыгнет, вытянувшись в полете, и твердо встанет на ноги. Будто чувствуя, что там, за стеной, зеленые просторы, юры и дубравы, она то и дело, опершись передними ногами о стену, раздувала ноздри и втягивала воздух с той стороны.