Тогда я сказал: “Ты веришь в это открытие?” Азеф ответил: “Я не знаю, сумеет ли Бухало построить свой аппарат, но задача, повторяю, в теории решена верно”…
Я посетил Бухало в его мастерской, в Моссахе около Мюнхена. За токарным станком я нашел еще не старого человека лет 40, в очках, из-под которых блестели серые умные глаза. Бухало был влюблен в свою работу: он затратил на нес уже много лет своей жизни. Он принял меня очень радушно и с любовью стал показывать мне свои чертежи и машины. Подойдя к небольшому мотору завода Антуанетт, он сказал, хлопая рукой по цилиндрам:
– Привезли его. Я обрадовался. Думал, у него душа. А теперь пожил с ним, вижу – просто болван. Придется его переточить у себя…
Точно так же, как к живым существам, он относился к листам стали, к частям машин, к счетной линейке, уже не говоря о его чертежах и сложных математических вычислениях. От каждого его слова веяло верой в свой аппарат и упорной настойчивостью. О революции он говорил мало, с пренебрежением отзывался о нелегальной литературе и отмечал многие, по его мнению, ошибки в тактике партии. Зато террор он считал единственным верным средством вырвать победу из рук правительства. Уезжая из Мюнхена, я уносил с собой если не веру в ценность его открытия, то полное доверие к нему».
В разговорах с Савинковым и Верой Фигнер Азеф превозносил возможности аэроплана: «Подъемная сила позволяла сделать попытку разрушить весь Царскосельский или Петергофский дворец». Фигнер писала в своих воспоминаниях: «Он [Азеф. – А.Ш.] под большим секретом посвятил меня в проект истребления всей царской семьи посредством аэроплана, с которого можно бросить на дворец достаточное количество бомб».
Уверен, кто-то возмутится – бомбить дворцы, культурные ценности, да там еще будет сотня трупов. Да, но это план одной стороны. А на совести другой стороны реалии: расстрел рабочих с семьями 9 января 1905 г., Ленский расстрел 1912 г., массированное применение артиллерии против безоружного крейсера «Очаков», рабочих района Пресни в декабре 1905 г. и т. д.
Разоблачение Азефа в самом начале 1909 г. вынудило руководство Боевой организации задуматься над дальнейшей судьбой аппарата Бухало. В конце концов решили перенести его мастерскую из Мюнхена в окрестности Штутгарта, подстраховавшись таким образом на случай выдачи Азефом ее местоположения жандармам и последующего захвата ее германской полицией. Раскрытие же самого плана авиаудара эсеров не беспокоило, поскольку реальных средств защиты у полиции тогда не было.
В начале 1910 г. Бухало приступил к сборке аэроплана, но вскоре дело застопорилось – денег потребовалось гораздо больше, нежели планировалось.