Поначалу копия с перлюстрированных писем снималась вручную, но позже стали использовать фотографию. Фотографии снимались при освещении лентой магния, выделявшего при горении массу дыма, а так как окна должны были быть закрыты ставнями, чтобы не обращать внимания на себя даже служащих почтамта, то атмосфера в конце каждой такой операции в фотографической комнате становилась невыносимой. Поставить же мощные электрические лампы у чиновников ума не хватало.
А.М. Унковский в своих «Записках» приводил рассказ губернатора Батурина о его службе в Третьем отделении вместе с чиновником Поповым. Самим Николаем I им якобы было поручено «найти средство заклеивать конверты так, чтобы не было узнано, что они были распечатаны. (…) Попов додумался, стал пробовать уриной распечатывать и пошел в гору».
Салтыков-Щедрин тоже проехался по технологии перлюстрации. Так, его персонаж князь де ля Клюква сообщал: «Прежде, когда письма запечатывались простым сургучом, конверты не заклеивались по швам, это [то есть вскрытие. – А.Ш.] было, конечно, легко. Достаточно было тоненькой деревянной спички, чтоб навертеть на нее письмо и вынуть его из конверта». А агент французской полиции Шенапан разъяснял, как незаметно открыть клееные конверты: «Берем письмо, приближаем его к кипящей воде и держим над паром конверт тою его стороною, на которой имеются заклеенные швы, до тех пор, пока клей не распустится».
К 1880 г. в империи имелось 7 перлюстрационных пунктов: в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Тифлисе, Варшаве. Позже такие пункты открылись и в других городах империи – в Вильно, Риге, Томске, Нижнем Новгороде, Казани. Но действовали они очень короткое время.
«С перерывом (1905–1909 гг.) работал перлюстрационный пункт в Тифлисе, который был разгромлен в 1905 г., во время революционных событий.
Перлюстрационные пункты создавались на почтамтах при отделах цензуры иностранных газет и журналов и вошли в историю под названием “черных кабинетов”. Общее руководство всей перлюстрационной работой и России осуществлялось через старшего цензора Петербургского почтамта, который именовался исправляющим должность помощника начальника Главного управления почт и телеграфов. Отделы цензуры на местах непосредственно подчинялись ему. Старший цензор, в свою очередь, был в подчинении министра внутренних дел, от которого получал распоряжения и санкции на проведение работ по перлюстрации. Через старшего цензора шла оплата работы перлюстрационных пунктов»[103].
Любопытно, что переписка перлюстрационных пунктов со старшим цензором тщательно конспирировалась. Более 30 лет должность старшего цензора занимал действительный тайный советник Фомин. После ухода в отставку в 1914 г. его заменил тайный советник Мардарьев. В переписке с департаментом они пользовались псевдонимом, и направляемые им письма шли ни имя «Его превосходительства С.В. Соколова», что означало, что переписка предназначается для отдела цензуры.