И вот три тройки с жандармами под командованием Дурново прикатили в Ясную Поляну. Лев Николаевич, как мы уже знаем, в это время пил кумыс в самарских степях.
Жандармы приказали всем оставаться на местах. «Они искали типографские и литографические станки для перепечатывания прокламаций Герцена, которые Толстой “презирал и не имел терпения дочесть от скуки”. Обыск продолжался два дня, представляя собой “целое нашествие” – почтовые тройки с колокольчиками, подводы, исправник, становые, сотские, понятые, жандармы. В доме были раскрыты ящики столов, шкафов, комодов, сундуков, шкатулки. В конюшне ломом были подняты полы, в прудах сетью пытались выловить типографский станок, но вместо него попадались караси да раки. Школу перевернули “вверх дном”. Учителя-студенты были помещены во флигель. Жандармы тщательно простукали стены дома. Никаких тайн в нем не оказалось, потому что разбитная горничная Дуняша Орехова успела вовремя выбросить в крапиву толстовский портфель, в котором, возможно, хранились письма и фотографии Герцена, являвшегося persona nоn grata для царя. Отложенные при обыске документы были изъяты из жандармской папки все той же предусмотрительной Дуняшей»[110].
Вернувшись в Петербург, полковник Дурново предоставил шефу информацию об обыске. Он доложил, что в Ясной Поляне проживают только девять молодых людей, причем «все они имели свидетельство на жительство», ни у кого из них «предосудительного не оказалось». Лишь у студента Фон-Боля, управляющего имением, обнаружили выписку из журнала «Колокол».
В школах также, «кроме общеупотребительных учебных материалов и книг, ничего не найдено». Также «в доме графа Толстого, устроенном весьма просто, не оказалось ни потайных дверей и лестниц, ни литографских камней и телеграфа». В бумагах Толстого нашлось лишь несколько писем 1856 г. от Ивана Тургенева, по которым «можно было судить, что он находился в коротких отношениях с Герценом. Кроме того, при просмотре корреспонденции выяснилось, что в одном из собственноручных писем (от 25 января 1862 г., к Сердобольскому) Толстой жаловался на жившего у него студента Соколова, осуждая его за то, что любит заниматься литографией, слушает бредни Герцена, но делом не занимается».
В заключение Дурново пишет, что «с посторонними граф Толстой держит себя очень гордо и вообще восстановил против себя помещиков, так как, будучи прежде посредником, он оказывал особое пристрастие в пользу крестьян», обращение с которыми у графа «чрезвычайно просто, а с мальчиками, учащимися в школах, даже дружеское».