Кристофер проснулся как раз на последних аккордах, рассеянно поаплодировал кланяющимся актёрам и поднялся, явно довольный, что испытание театром закончилось.
Помню, он и раньше не любил спектакли, а балет так и вовсе ненавидел.
Когда там, кстати, ближайшая танцевальная премьера? Надо будет не забыть купить билеты. Для себя и для Грейстока.
— Если хочешь, можем заехать в ресторан, — предложил он великодушно.
— Ты сегодня само обаяние (если не вспоминать об этом твоём нелепом допросе с пристрастием), но я с ног валюсь от усталости.
— Тогда возвращаемся домой.
Скрежетнула зубами от этого его собственнического «домой», но вслух ничего не сказала. И так сегодня достаточно пособачились.
Всю обратную дорогу до Монтруара я делала вид, что дремлю, чтобы Грейсток не донимал меня очередной порцией вопросов в стиле «где?», «с кем?» и «почему?». Кристофер задумчиво пялился в окно, в подступающую всё ближе ночь, принёсшую с собой долгожданную прохладу и пусть и мелкий, но всё-таки дождь.
Я любила такую погоду, любила стук капель по крыше экипажа и мерное его покачивание. Сама не заметила, как уснула по-настоящему. На мгновение пришла в себя уже в спальне, ощутив лёгкие прикосновения к своей стопе — Кристофер снимал с меня туфлю. Затем так же бережно, стараясь не разбудить, избавил от второй.
Вздохнула прерывисто, когда его пальцы, лаская, протянулись вверх по ноге, до самой впадинки под коленом, и поняла, что грудь ничего не сдавливает. Не представляю как, но Грейсток умудрился справиться с крючками на платье, а следом и на корсете, и при этом меня не потревожить.
Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что было бы приятно сейчас оказаться в тёплых мужских объятиях. Но к счастью, это была всего лишь мысль, тут же растаявшая в мареве сна, а в реальности я оказалась в «объятиях» пледа.
Чуть не выдала себя, почувствовав короткое прикосновение губ к губам, и услышала тихий шёпот:
— Сладких снов, мятежница.
Что было дальше — не запомнила. В памяти лишь остались звуки дождя, шелестящего за окнами спальни, ощущение безмятежного покоя и вкус поцелуя на губах, с которым я и уснула.
Весь вечер вплоть до возвращения в Монтруар Кристофер ругал себя последними словами. Ведь не собирался же её спрашивать. Тем более в театре. Тем более после сцены, которую устроила им в фойе Эдель и после которой Лорейн и так была вся на нервах. Не собирался… Но всё равно спросил. Сам того не желая повёл себя с ней так, словно она была преступницей на допросе.
А теперь страшно на себя за это злился.
Бережно, стараясь не дышать, Кристофер уложил жену на кровать. Замер, заметив, как веки девушки дрогнули, но она тут же, пробормотав что-то неразборчивое, снова уснула. Такая нежная и трогательно-беззащитная перед ним. Такой она была когда-то, и Кристофер безумно скучал по той Лорейн. Нежной, чувственной, неискушённой в любви девочке, которую он мечтал искусить и научить этой самой любви.